— Это миссис Портис, мисс Варшавски. Ее дочь была пациенткой доктора Хершель. Это верно, миссис Портис?
Та энергично кивнула:
— Моя Менди! Доктору Хершель лучше бы сперва знать, чем проделывать такое с маленькой девочкой. Менди кричала, когда вышла из смотровой комнаты. Мне потребовалось много дней, чтобы успокоить ее и выяснить, что там происходило. Но когда я выяснила…
— Вы пошли к прокурору штата и подали подробный отчет, — закончила я спокойно, несмотря на то что от ярости мои щеки горели.
— Она, естественно, была слишком расстроена, чтобы знать, что предпринять, — сказал мистер Гумбольдт сладким голосом, от которого мне захотелось пристрелить его.
— Очень трудно обвинить в чем-либо семейного врача, особенно такого, который крепко стоит на ногах, как, скажем, доктор Хершель. Вот почему я испытываю благодарность к этой женщине, которая предоставляет мне возможность помочь ей в ее бедах.
Я недоверчиво уставилась на него:
— Вы всерьез полагаете, что можете вызвать в суд человека с репутацией доктора Хершель, имея свидетелем особу вроде этой женщины? Да опытный адвокат растерзает ее на куски! Вы не только маньяк, Гумбольдт, вы еще и глупец.
— Будьте осторожны с тем, кого вы называете глупцом, молодая леди. Опытный адвокат способен сломать любого. Никто не настроит присяжных враждебно более искусно, чем адвокат. И кроме того, как отнесется общественность к практике доктора Хершель? Не говоря уже о государственной лицензии? Особенно если миссис Портис объединится с другими, такими же обеспокоенными матерями, дочерям которых угрожала доктор Хершель. В конце концов, доктор Хершель почти шестьдесят, и она никогда не была замужем. Так что присяжные будут склонны подозревать определенные сексуальные предпочтения с ее стороны.
Вена на моей шее пульсировала так сильно, что я едва могла дышать, не то что думать. Собака тихо скулила у моих ног. Я заставила себя погладить ее. Это помогло мне унять сердцебиение. Я встала и направилась к телефону. Пеппи следовала за мной по пятам.
Лотти все еще была в клинике.
— Вик! Ты в порядке? Сейчас около семи.
— Физически я в порядке, доктор Хершель. Но морально я несколько расстроена. Я должна объяснить тебе кое-что и узнать твою реакцию. У тебя была пациентка по имени миссис Портис?
Лотти, видимо, удивилась, но не стала задавать вопросов. Она попросила немного подождать, а потом, вернувшись к телефону, сказала:
— Женщина, которая приходила ко мне однажды два года назад. Ее дочери Аманде было восемь лет в то время, и я отказалась осмотреть ее. Я предположила психологические проблемы, и это вызвало вспышку гнева у матери.
— Так вот, Гумбольдт разыскал ее в какой-то сточной канаве и заставил согласиться заявить, что ты оскорбила ее дочь. В сексуальном плане, понимаешь?.. Если мы не вернем ему записные книжки Чигуэлла.
С минуту Лотти молчала.
— Другими словами, моя лицензия за записные книжки, — наконец сказала она. — И ты считаешь, что должна была позвонить мне, чтобы получить мой ответ?
— Я не чувствовала себя вправе решать за тебя такие вещи. Он также предлагает мне двести тысяч в фондовых долях — просто чтобы ты знала размер взятки. И мою закладную.
— Он там с тобой? Я поговорю с ним сама. Но ты должна знать: я скажу ему, что не затем наблюдала, как моих родителей убивали фашисты, чтобы потом кланяться этим зверям в старости.
Я повернулась к Гумбольдту:
— Доктор Хершель хочет поговорить с вами.
Он встал со своего кресла. Почти единственным признаком его возраста было усилие, которое он сделал, чтобы подняться. Я стояла рядом с ним, пока он говорил с Лотти. Мое дыхание вырывалось, словно шумное пыхтение. Я могла слышать на расстоянии ее выразительное контральто. Она читала ему лекцию, как отстающему студенту. Но я не могла разобрать слов.
— Вы делаете ошибку, доктор, самую серьезную ошибку, — твердо возразил Гумбольдт. — Нет-нет, я не желаю, чтобы меня продолжали оскорблять по моему собственному телефону. — Он повесил трубку и взглянул на меня. — Вы будете очень сожалеть. Обе! Я не думаю, что вы недооцениваете, как велика моя власть в этом городе, молодая леди.