— Вы понимаете, все дело в ксерсине. Метод, которым они добывали его, оказался очень вредным… Токсичные выбросы в воздух… Вы что-нибудь понимаете в химии? Я — нет, но полностью изучил эту проблему за то время, что занимался ею. Ксерсин — это хлорированный углеводород. Они добавляют хлор к газу этилену и получают фумигант, то есть вещество, с помощью которого можно очистить различные масла от частиц металла или краски, или еще чего-то… Итак, если вы дышите его парами в процессе производства, это не сулит вам ничего хорошего, ибо действует на печень, почки, центральную нервную систему и так далее. Когда Гумбольдт в пятидесятых годах начал изготовление ксерсина, никто ничего не знал об этом веществе. Вы же понимаете, они расширяли производство не затем, чтобы сокращать жизни рабочих, но они не слишком заботились о том, какое количество паров хлора выбрасывается в воздух.
Начав рассказывать о том, что он знает, Манхейм словно преобразился. Он казался уверенным и прекрасно осведомленным. Его прежнее заявление о том, что он хороший адвокат, теперь не оставляло сомнений.
— Тогда, в шестидесятых и семидесятых, когда люди начали всерьез задумываться о состоянии окружающей среды, парни типа Ирвинга Селикофа приступили к изучению загрязнений промышленными отходами и их влияния на здоровье рабочих. Они пришли к выводу, что химикаты, подобные ксерсину, могут быть очень токсичными, даже при самых низких концентрациях. Вы понимаете? Сотня, молекул на миллион молекул воздуха. Есть даже такая единица измерения… Поэтому на «Ксерксисе» поставили воздухоочистители, улучшили уплотнение труб, и количество этих частиц на миллион снизилось, достигнув допустимого уровня по федеральным стандартам. Это было в конце семидесятых. Были установлены допустимые дозы ксерсина. Пятьдесят частей на миллион.
Он виновато улыбнулся.
— Извините, что приходится говорить о специфических вещах. Я совершенно не могу рассуждать об этом случае в обычной терминологии. Как бы то ни было, Пановски и Ферраро пришли ко мне в начале тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Они оба были больны дальше некуда: у одного был рак печени, у другого — анемия. Они работали у Гумбольдта долгое время: Ферраро с тысяча девятьсот пятьдесят девятого, а Пановски с тысяча девятьсот шестьдесят первого года, но оба ушли с предприятия, когда не смогли больше работать. Когда же они приобрели эти заболевания, прошло уже два года с того времени, как они уволились. Поэтому они не могли получить инвалидность. Я не думаю, что их уверяли, будто это случайность.
Я согласно кивнула. Компании неохотно предоставляют информацию относительно добавочных выплат к пенсиям и страховкам. Особенно в таких случаях, как с Луизой, когда она удостоилась наибольших медицинских выплат помимо пособия по инвалидности.
— А что вы скажете об их профсоюзе? — спросила я. — Их цеховой профсоюзный лидер уведомить их не мог?
Он покачал головой:
— Это был профсоюз работников одной и той же компании. Такие объединения в большей степени являются выразителями интересов всей корпорации. Особенно теперь, когда существует такой высокий уровень безработицы. Конечно, они не хотят раскачивать лодку.
— В отличие от рабочих сталелитейной промышленности, — бесстрастно заметила я.
Он усмехнулся впервые за время нашей беседы, еще более помолодев при этом.
— Видите ли, вы не можете обвинять их… я имею в виду союз «Ксерксеса». Но как бы там ни было, а эти два парня где-то прочли, что этот ксерсин вреден для здоровья, они решили, что, может быть, сумеют по крайней мере получить денежную компенсацию за то, что стали нетрудоспособны. Вы понимаете? С учетом их работы и все такое…
— Я понимаю. Итак, вы пошли к Гумбольдту и попытались выработать какую-то тактику? Или вы решились прямо на тяжбу?
— Я должен был действовать быстро — было неясно, как долго они еще проживут. Сначала я пошел в компанию, но когда они отказались решить дело миром, я не стал ходить кругами и валять дурака, а возбудил судебное дело. Конечно, если бы мы выиграли судебный процесс после их смерти, то семьи имели бы право на компенсационные выплаты. А это в корне изменило бы их финансовое положение. Но вам, как и вашим клиентам, лучше оставаться в живых, чтобы иметь возможность увидеть победу своих клиентов.
Я кивнула. Разумеется, это в корне изменило бы… особенно в случае с миссис Пановски и ее детьми. В Иллинойсе выплачивают по страховке четверть миллиона семьям тех рабочих, которые погибли на производстве, и посему эти усилия стоили того.