— Понятно, — вяло ответила я.
— Ужасно прожить всю свою жизнь рядом с тем, о ком ты не знаешь наверняка, когда он лжет. Я не знаю, какая доля вымысла принадлежит Куртису, но могу вас заверить с полной уверенностью: Куртис скажет все что угодно, если его об этом попросит Густав Гумбольдт.
Пока я силилась внедрить эту новость в свои замороченные мозги, иное поразило меня.
— Почему вы говорите мне об этом, мисс Чигуэлл?
— Не знаю, — удивившись самой себе, ответила она. — Может быть, по прошествии семидесяти девяти лет я устала от того, что Куртис прячется за мою спину. До свидания.
Она повесила трубку с резким щелчком.
Я провела всю субботу, злясь на Гумбольдта и Чигуэлла и будучи не в состоянии понять, по какой причине им понадобилось состряпать эту историю о Луизе и Джое, и сознавая свою неспособность найти управу на них. Когда Мюррей Райерсон, глава криминального отдела «Геральд стар», в воскресенье позвонил мне, поскольку один из его репортеров пронюхал, что Нэнси Клегхорн и я ездили вместе в высшую школу, я даже согласилась поговорить с ним.
Мюррей болел за баскетболистов «Де Поля». А может, распускал слюни из-за их игры. Хотя я — живая или мертвая — каждый год слежу за выступлениями «Кабс» и сохраняю ревностную любовь к Отису Уилсону из «Биэре», на самом деле меня не очень волнует, выиграет ли «Блу Демон». Для Чикаго это беспрецедентная глупость, равносильная заявлению о том, что ты ненавидишь празднества в день Святого Патрика. Поэтому я согласилась приехать к Хоризон и посмотреть на их схватку с «Индианой», или «Лойолой», или кем-то там еще.
— Во всяком случае, — сказал Мюррей, — ты сможешь сидя вспоминать, как вы с Нэнси выполняли свои броски, только куда лучше. Это освежит твои воспоминания.
«Де Поль» потеряла в лице Мюррея бурного болельщика, так как тот всю игру делал критические замечания в адрес молодого Джоя Мейера, а затем в течение часа изрыгал сплошные ругательства, дожидаясь, пока можно будет выехать со стоянки обратно к платной дороге. И только когда мы уже сидели в литовском ресторане «У Эфеля» на северо-западной окраине, где Мюррей набивал свою утробу, поглощая горы пирожков с тушеной капустой, предпочитаемых им в полдень, он между прочим задал вопрос:
— Так какое тебе дело до смерти Клегхорн? Тебя что, члены семьи попросили подключиться к расследованию?
— До полиции дошли сведения, будто я причастна к ее смерти. — Я спокойно взялась за второе воздушное пирожное. Теперь мне придется пробежать утром десять миль, чтобы сбросить вес.
— Продолжай. Мне пришлось выслушать более десяти человек, которые утверждают, что ты разнюхивала, сунув сюда свой нос. Итак?
Я покачала головой:
— Я же сказала тебе. Я боролась за свое незапятнанное имя.
— Ах вот как?! В таком случае я — аятолла Детройта.
Обожаю, когда я говорю Мюррею правду, а он думает, что это розыгрыш и что я шучу. А ведь это дает мне ряд преимуществ в достижении цели. К сожалению, оказалось, что у него не многое можно выведать. Полиция вызывала Стива Дрезберга и адвоката Дрезберга — Леона Хааса, вызывала и некоторых других граждан Южного Чикаго с незапятнанной репутацией, а также кое-кого из прежних поклонников Нэнси, но так ничего и не добились, и не смогли направить расследование в нужное русло.
Наконец Мюррею прискучила игра.
— Я полагаю, с тебя будет достаточно, если мы сумеем состряпать небольшую трогательную статейку о том, как вы с Нэнси учились в колледже, живя впроголодь, штудируя классику и время от времени участвуя в игре лучших женских команд округа, которым вы же и составляли славу. Ненавижу предоставлять в твое распоряжение печатные полосы, когда ты того не заслуживаешь, но наш материал поможет сохранить ее имя в глазах прокурора штата.
— Целый букет благодарностей.
Когда он высадил меня на Расин-стрит, я пересела в свой автомобиль и направилась в Хинсдейл. Встреча с Мюрреем вооружила меня одной гнусной идейкой, как оказать давление на Чигуэлла. Было около семи, когда я позвонила им в дверь, — не самое лучшее время для нанесения визитов. При виде мисс Чигуэлл, открывшей мне, я постаралась выглядеть серьезной и заслуживающей Доверия. Вглядевшись в строгие черты ее лица, я не поняла, удалось ли мне это.
— Куртис не будет говорить с вами, — произнесла мисс Чигуэлл в своей обычной резкой манере, демонстрируя тем самым, что ничуть не удивлена.
— Предложите ему для раздумий следующее, — сказала я серьезным и заслуживающим доверия тоном. — Как ему понравится его фотография на первой странице «Геральд стар» в обрамлении нескольких историй из его медицинской карьеры?