— Ладно, вы идите наверх и примите горячую ванну, куколка. К тому моменту, когда вы придете в себя, я приготовлю кое-что на обед. У меня есть превосходный стейк. Я берег его для особого случая, и это именно то, что вам сейчас нужно, раз вы без сил. Немного мяса с кровью оживит вас, и жизнь в целом покажется вам намного лучше.
— Благодарю, — ответила я. — Очень любезно с вашей стороны, но, право, я не…
— Ну нет. Вам кажется, что вы хотите побыть одна, но поверьте мне, дорогая, это самое худшее, когда вы так переживаете. Ее великолепное величество и я накормим вас, а потом, если вы не захотите поговорить с нами, вам надо будет только слово сказать и мы оба вернемся в свою комнату.
Я с трудом убедила себя не обижать его и не настаивать на том, чтобы побыть одной. Я не хотела увидеть, как обида затуманит его ныне поблекшие, а некогда карие глаза. Проклиная себя за мягкосердечие, я потащилась в свою квартиру. Несмотря на грозное предупреждение соседа, я прямиком направилась за бутылкой «Блэк лейбл», на ходу сбрасывая обувь, стягивая колготки и торопливо отвинчивая крышку с горлышка. Я отпила большой глоток, и приятное тепло разлилось по моим усталым плечам.
Наполнив бокал, я взяла его с собой в ванную, сбросила траурный костюм прямо на пол и влезла в воду. Тем временем появился мистер Контрерас со своим стейком. Я была уже слегка пьяна, но расслабилась гораздо больше, чем представляла себе полчаса назад.
Он уже пообедал, но прихватил с собой бутылку виноградного вина, чтобы составить мне компанию. Съев несколько кусочков, я нехотя призналась — только самой себе, — что он был прав насчет еды: жизнь начала казаться лучше. Стейк, обжаренный с двух сторон, был хрустящий и коричневый снаружи, но с кровью внутри. Мистер Контрерас нажарил еще и сковородку картошки-фри с чесноком, что составило ощутимую добавку к моей диете вкупе с салатом. Он превратился в хорошего кулинара-самоучку, научившись готовить простую пищу за время своего вдовства. Когда была жива его жена, он не появлялся на кухне, разве только для того, чтобы взять пиво.
Я подбирала со сковороды картофель, сдобренный мясным соком, когда зазвонил телефон. Пеппи я отдала косточку. Пока я ела, собака не мигая смотрела на меня, она не просила, просто следила, а вдруг кто-нибудь ворвется и попытается украсть кость. Оставив сковороду, я подошла к пианино, на котором стоял телефон.
— Варшавски? — Мужской голос, надменный, резкий, был мне незнаком.
— Да.
— Может, тебе пора уже убраться из Южного Чикаго, Варшавски? Ты там больше не живешь и тебе нечего там делать.
Я пожалела, что выпила третью порцию виски, и теперь отчаянно пыталась напрячь свой поколебленный ум.
— А вам есть что?.. — высокомерно поинтересовалась я.
Он проигнорировал мой вопрос:
— Я слышал, что ты хорошо плаваешь, Варшавски. Но не родился еще тот пловец, который сможет переплыть болото.
— Вы звоните по поручению Арта Юршака? Или Стива Дрезберга?
— Это тебя не касается. Потому что, если ты сообразительная, ты уберешься отсюда, если нет, тебе не придется беспокоиться об этом.
Он повесил трубку. Мои колени дрожали. Я села на стульчик у пианино, чтобы как-то успокоиться.
— Плохие новости, дорогая?
Обветренное суровое лицо мистера Контрераса выражало в этот момент дружеское участие. Во второй раз за сегодняшний вечер я подумала, что его идея побыть со мной оказалась не такой уж плохой сегодня вечером.
— Всего лишь головорез старого покроя. Напомнил мне, что Чикаго — столица грязного мира. — Я пыталась говорить весело, но сказанное прозвучало тяжеловеснее, чем мне бы хотелось.
— Он угрожал вам?
— Вроде того. — Я попыталась усмехнуться, но, к моей досаде, губы у меня дрожали. В мозгу моем предстали заросшие жухлой травой тропинки, грязь, пара рыбаков непонятного вида и их дикая красноглазая псина. Меня била дрожь.
Мистер Контрерас заботливо суетился вокруг меня. Может, ему достать свой «смит-и-вессон»? Позвонить в полицию? Забаррикадировать дверь? Проникнуть в отель под вымышленным именем? Когда я отклонила все его предложения, он посоветовал позвонить Мюррею Райерсону в «Геральд стар», продемонстрировав истинное благородство, ибо люто ненавидел Мюррея. Пеппи, почуявшая его напряжение, оставила кость и ворча подошла к хозяину.
— Порядок, друзья, — заверила я их. — Это всего лишь слова. Никто не собирается стрелять в меня. По крайней мере, сегодня вечером.
Мистер Контрерас, не способный что-либо предпринять, предложил мне виноградного вина. Я рукой отвела бутылку в сторону. Угрозы прочистили мой ум. Я не видела никакого смысла опять затуманивать мозги бурдой доброго соседа.