Роберт извлёк из кармана рюкзака чёрный маркер - захотелось оставить прощальное послание. Он нарисовал приоткрытую дверь с крупной надписью "экзамен" и выходящих оттуда студентов: первый в одной руке держал зачетку, а другая рука его сделалась крылом, у второго крыльями стали обе руки и на голове прорезался хохолок, а третий уже совсем завершил свое превращение в птицу и полетел.
Глава 4
За окнами мельтешил крупный рваный снег. Он был частый, кружащийся, клубящийся, почти не имеющий направления. Как шум ненастроенного телевизионного канала. В такую погоду никуда не хочется идти. Так бы и остался сидеть на диване, бросив на колени вязаный плед, обняв ладонями кружку с чаем, включив любимый фильм, который видел уже тысячу раз, но всё равно хочешь смотреть, потому что тебе нравится возвращаться в тот уютный мирок снова и снова.
Эх, мечты. Роберт сел на пуфик и принялся зашнуровывать ботинки. Жена рядом торопливо кутала для похода в детский сад четырехлетнего сына.
Дутая, как спасательный жилет, пуховая куртка, шапка из синтетического меха, тёплые штаны и непромокаемые ботинки делали ребенка похожим на космонавта или на пожарного. Завершающее действие - вишенка на торте - жена обернула вокруг шеи мальчика объемный клетчатый шарф - сын взирал из круглого, небольшого, как окошко шлема, отверстия шапки с выражением снисходительного терпения.
- Ну что, пошли. Давай руку.
Задвинув ногой пуфик, Роберт подхватил свою барсетку, заглянул в зеркало и щелкнул замком.
- Пока, до вечера, мои родные, - сказала жена точно так же, как она говорила обычно.
Евдокия права. Эти утра - точно песня в плейере на вечном повторе. Как будто ты уже умер, и у тебя не осталось ничего, кроме запертой клетки твоей памяти. Ходи по ней, сколько хочешь - время от времени останавливайся в каком-нибудь месте, если оно тебе любо, но знай - ничего нового ты уже не увидишь. Никогда.
Жена услышала, что в дальней комнате заплакала младшая дочь. Спустя минуту она вышла в прихожую с ребенком на руках. Удивленная жизнью со сна девочка сосала пальцы.
- Она голодная, я пойду варить кашу, - сказала жена, - ты закроешь дверь на площадке?
- Да, конечно, не беспокойся.
Роберт взял за руку сына, и они вместе покинули квартиру.
Снег таял, едва успев коснуться асфальта - точно наивные мечты при столкновении с реальностью. В этом году Роберту исполнилось тридцать шесть, он работал в компании, производящей и продающей лифты, выплачивал кредит за жильё, каждое лето ездил с семьей в отпуск на море, по пятницам ходил в бар "Малибу" в двух кварталах от дома - его жизненный уклад представлял собою набор итемов, типичный для его возраста, уровня дохода и положения.
Замечательным пунктом в этом списке проходила дружба с Евдокией. Из-за обилия повседневных дел они встречались редко, но регулярно. Жена знала об этой странности своего мужа - общаться с давно умершей женщиной, которая даже не приходится ему родственницей - но не ревновала. Она была из той породы людей, для которых измена - физический процесс. При таком понятии, очевидно, глупо как-то ревновать к женщине без плоти.
Десять лет назад, перед тем, как жениться, Роберт объяснился Евдокии в любви. Он сказал, что ей единственной удалось стать по-настоящему необходимым ему существом.
- Ты с ума сошел? - спросила она тогда, - живой, молодой, красивый! Сто раз ещё полюбишь. Тебе нужна теплая мягкая женщина. Семья. Дети.
Роберт попробовал ей возражать, но Евдокия исчезла.
Она решила устраниться из его жизни, чтобы не красть, не перетягивать на себя драгоценные моменты его материального "воплощенного" существования. Она пропала совсем. Отовсюду, где прежде он мог её легко найти. Она спряталась от Роберта, посчитав, что этим принесет пользу. Чтобы объясниться, Евдокия только раз прислала ему сообщение с корпоративной почты компании "Смертинет". "Не обижайся на меня. Пойми, я от тебя никуда не денусь, а время - пройдет."
Роберт переосмыслил и высоко оценил её поступок. Спустя год он сделал предложение своей жене.