Огонь в один миг охватил фигуру султанши, раздался громкий, писклявый крик. Пробирающаяся к ней стража даже не успела понять, как это произошло. Фатьма кричала, размахивая длинным, горящими рукавами. Она крутилась, ища помощи, но делала только хуже. Это было похоже на нечто ужасное, каждый взмах её рук одинаково пугал и завораживал. Огонь полностью покрыл тело султанши, волосы, лицо… Ничего не было видно. В какой-то момент её крик стал походить на шипение, и горящая фигура попятилась, упав туда, где раньше стояла кровать, а ныне полыхало пламя.
Только сейчас, когда никого нельзя было спасти, слуги начали подносить воду. Хюмашах опиралась на стену, пытаясь отойти от шока. Прежде она такого не видела. Это было настолько ужасно, что султанше казалось, будто она и сама вот-вот загорится. Пожар тушили, огонь не должен был распространиться дальше этой комнаты. Евнухи из гарема, тоже сбежавшиеся на крик, начали разгонять девушек. Они пытались увести их подальше от пожара и не дать им лишний раз сплетничать. Все остальные были заняты пожаром. Хюмашах медленно отошла подальше от покоев Фатьмы и, облокотившись на стену, закрыла лицо руками, приводя мысли в порядок.
— Госпожа? — Убрав от лица руки, Хюмашах увидела рядом с собой ту самую девушку, которую отправляла за хранителем покоев. Она опустила взгляд и быстро сообщила: — Халиме султан поймали. Она пыталась выкрасть Шехзаде Мустафу из кафеса.
Услышав это, Хюмашах закинула голову, внутри у неё всё перевернулась от нахлынувшего гнева. Не глядя на служанку, она бросила нетерпеливое:
— Не хочу с ней возиться! Дрянь. — Но потом вздохнула и продолжила: — Скажи, пусть Халиме закроют в её комнате и никуда не отпускают, а Дильруба может собираться, скоро она отправится к мужу. Рядом с такой матерью не вырастить хорошей султанши!
Больших уточнений не требовалось, девушка кивнула и поспешила выполнить приказ. А Хюмашах вновь облокотилась на холодную стену. Подумать только, пыталась сбежать вместе с Мустафой, снова. Неужели ей было мало прошлого раза? Неужели она столь самоуверенна? А ещё эта Фатьма, стоило Селен с ней заговорить и… Селен… Хюмашах словно очнулась. Где же эта Селен? Может быть, это она устроила пожар? Нет, нет, она же хотела только поговорить. Султанша начала судорожно оглядывать толпу и внезапно увидела, как Селен стоит ближе всех к покоям Фатьмы. Наблюдая, как слуги тушат уже почти угасшие пламя, Селен даже не дрогнула. Она не видела, как горела Фатьма, но, разумеется, могла представить. И это не пугало её? Почему она выглядела так беспристрастно и холодно?
— Селен! — Окликнула её Хюмашах, и та, обернувшись, взглянула на султаншу. Её губы легонько поджались, на лице мелькнуло сожаление. Но такое лёгкое, что было еле заметно. А потом Селен снова перевела взгляд на огонь. Ещё пару мгновений она, словно наслаждаясь, смотрела на него. А потом всё же отвернулась и пошла в сторону Хюмашах.
— Нужно сообщить Повелителю, — громко произнесла она, чтобы Хюмашах точно расслышала её. — Вы напишите ему?
Султанша кивнула, до сих пор не понимая, как объяснить спокойствие собеседницы. А потом представила, как ей нужно будет обо всём рассказать Повелителю. А ведь он спросит, как такое допустили. Он спросит, как могли не вытащить женщину из огня. Как могли оставить её одну. Все будут виновны, каждый, даже тот, кто не имеет к трагедии никакого отношения.
"Приму любое ваше решение"
Этот дворец видел много смертей и похорон. Были времена, когда гробы выносили из ворот каждый день, за каждым Султаном тянулся свой чёрный шлейф: у кого-то он был короче, у кого-то длиннее, но он всегда был. Убитые братья, замученные сёстры, погибшие дети, постаревшие матери, казнённые паши и беи. Трон, который наследовали сыновья, был омыт кровью десятка, а то и сотни человек. Именно на памяти Селен состоялось две церемонии: скромная и быстрая, как у Фахрие султан, а ещё торжественная и долгая, как у Хандан. Одну хоронили молча, другую — с почестями. Но всё это было прекрасным шоу, потому что османские похороны напоминали обычные праздники, только в чёрном и со слезами на глазах у пары человек. Султанши, кому эти смерти играли на руку, не стеснялись. Украшали платья чёрным бархатом и кружевом, а акцентами служили жемчужины. Селен не стала шить новое платья, она взяла то же, в котором была на похоронах Хандан. Оно было широким, рассчитанным на округлый, беременный живот, но пояс исправил ситуацию.