«Приезжай во дворец как можно быстрее, никого не бери с собой. Никаких вещей, слуг или кого-либо ещё. Никому не говори, куда едешь. Повелитель тяжело болен, у нас мало времени. И сожги это письмо после прочтения.»
— Вы едете, госпожа? — Поинтересовался Зюльфикяр, отвлекая Селен от письма.
Она подняла взгляд на хранителя покоев, быстрым движением смяв бумагу. Встав, Селен подошла к камину, бросила туда письмо, и ей стало не по себе. Чувство один в один как много месяцев назад, словно неизвестное предчувствие, тревога. Селен обернулась, взгляд её был тяжёлым. Если он спросил, едет ли она, знает ли он причину? Селен решила не рисковать, у неё пальцы похолодели, сердце забилось, она кивнула и быстро произнесла:
— Жди меня здесь, Зюльфикяр, я буду готова через несколько минут.
Собираться она не стала, быстро переоделась, попросила сделать ей самую простую причёску, чтобы смотреться аккуратно и нежно. Её не покидала мысль о болезни Султана, она не могла представить такого: сколько она его помнила, Ахмед был полон жизни и сил. Именно это она подмечала, когда наступали тяжелые времена и нужно было разбираться с предательствами, кознями приближённых или чем-то ещё, он всё равно держался гордо. А теперь он болен и осталось «мало времени», как пишет Кёсем. Почему-то Селен была уверена, что, увидев Султана, сможет найти лекарство или вспомнить какой-нибудь трюк. Всё же медицина во Франции отличалась от медицины в Османской империи. Да, французская заметно отставала, однако, везде были плюсы и минусы. Может быть что-то она и вспомнит. Надевая плащ, Селен подумала, что надо обязательно взять с собой Эсманур. Вдруг всё и правда очень плохо, вдруг это её последний шанс увидеть отца. Да и Ахмед, наверное, хотел бы с ней попрощаться.
Плевать, что там Кёсем просила. Селен накинула на Эсманур тёплый платок, накрыла ее голову, подхватила дочь на руки и спустилась вместе с ней вниз. Она ничего не стала объяснять ни прислуге, ни страже, только запретила следовать за ней. А Зюльфикяр, увидев, что султанша вышла вместе с ребёнком, ничего не сказал. Вероятно, он не знал содержание письма. Всю дорогу Селен пыталась отвлечься от тяжёлых мыслей, внутренний голос шептал ей: «Всё не так страшно, это просто какой-то план. Ахмед обещал тебя вернуть, может быть, это и есть возвращение? Запоздавшее на пару лет обещанного»
— Мама! — Воскликнула Эсманур, указывая на что-то за окошком кареты. — Там большая птица.
— Может быть, это сокол? — С улыбкой, словно всё в порядке, ответила Селен. — Видимо, кто-то охотится. Когда подрастёшь, тоже будешь ездить на соколиную охоту. — Она сделала паузу. — Однажды твой отец разрешил мне поехать с ним, первый и последний раз на охоту взяли женщину, представляешь. Соколы поднимались так высоко в небо, что их становилось почти незаметно. А все тут же, как только птицы взлетят, всадники устремлялись за ними. Они ехали туда же, куда летят птицы…
— Значит, мне тоже разрешат? — Девочка обернулась, взглянув на мать своими большими глазами, цвет которых всё ещё оставался по-детски ярким. — Мы к папе едем, спрашивать разрешения?
— Нет, Эсманур. — Селен снова улыбнулась, в этот раз улыбка далась ей с трудом. — Я просто соскучилась по дому.
— Но мы же были дома, — с нипонимаем произнесла девочка, немного надув губы.
Селен не ответила, только погладила дочь по голове. Уже через мгновение девочка вновь рассматривала «пробегающие» мимо окон деревья. А Селен холодным взглядом наблюдала, как вдалеке появлялись очертания куполов дворца. Такие лёгкие, покрытые инеем, вовсе не такие блестящие как раньше. Почувствовав странный укол в душе, словно она резко вдохнула холодный воздух, Селен задёрнула занавеску, запретив Эсманур выглядывать на улицу. Дальше они ехали с закрытыми окнами.
***
Гарем праздновал, и более лицемерного праздника для девушек нельзя было и придумать. С одной стороны — трёхдневные гулянья, драгоценные подарки, повышенное жалование, музыка с танцами и огромное количество шербета и сладостей. А с другой — весь гарем, включая султанш, должен был отпраздновать возвышение одной из их главных соперниц. Прошлым вечером был заключен никях, между Султаном Ахмедом и Кёсем султан. Теперь эта женщина была законной женой Султана, теперь уже по праву носила титул Хасеки и, получается, достигла вершины женской власти. Дальше только титул Валиде, который, как всем казалось, Кёсем получит не скоро. Ахмед был молод и впереди было ещё много времени, так что девушки в гареме с новой силой, полные зависти, начали строить планы по возвышению. Каждая из них хотела пройти по дороге Кёсем султан, всё же Султану разрешалось иметь до трёх законных жён. А, значит, ещё у двух из всей этой толпы был шанс.