Но шаги не утихали, а дверь оставалась закрытой. Корабль отчалил, он пошатнулся и начал медленно отплывать от пристани. Селен всматривалась в блестящие купола дворца и ничего, кроме воспоминаний не приходило ей на ум. Селен не было жаль покидать Стамбул, это место действительно потеряло смысл, всё самое важное она увозила с собой. И, может быть, Селен провела бы много времени, наблюдая за отделяющимся берегом, если бы до неё не донеслось тихое:
— Мама, куда мы едем?
***
Осман восседал на троне, стоящем на площади перед дворцом. Ему приносили клятвы, сначала паши совета, потом янычары, знать и далее по списку. Проходило всё торжественно, но тихо. Кёсем наблюдала за происходящим из башни, женщины не допускались до церемонии, поэтому для них было специальное место — башня, с высоты которой можно было рассмотреть происходящее. Не без боли Кёсем следила за церемонией, но её успокаивало то, что у Османа нет соперников, а отмена закона Фатиха сработала как надо. Дженнет калфа поднялась к султанше, низко склонившись.
— Валиде султан, — обратилась она к султанше.
Кёсем лишь немного повернула голову. Её первый раз назвали Валиде султан, она чувствовала себя самой молодой из всех Валиде. Моложе Хандан, Сафие, даже Нурбану. А уже через год-два она примерит титул бабушки, Кёсем надеялась, что Осман быстро обзаведётся внуками. Сейчас он выглядел очень величественно, а Кёсем, осознавая какое влияние попало ей в руки, не собиралась медлить. Она не Хандан чтобы прятаться, она станет править.
— Валиде султан, — ещё раз произнесла Дженнет, и на этот раз Кёсем обернулась.
— Да, что случилось?
— Селен султан пропала. Никаких следов её или Эсманур султан. — Дженнет виновато опустила взгляд. — Люди хранителя покоев обыскали каждый корабль, каждый дом, проверили все улицы и даже мечети, кроме обители Хюдаи. Туда солдат не пустили.
Кёсем немного нахмурилась. Ей показалось, что она раскрыла план Селен. Кёсем посчитала, что Селен с дочерью поступила так же, как когда-то Фахрие. Возможно, она и правда охвачена скорбью и под эмоциями решила посвятить себя Богу. Но Кёсем уже через минуту отогнала эту мысль, Селен может скорбеть сколько хочет, но она бы не обрекла дочь на бедное существование в обители. Так что-либо Селен осталась бы во дворце, либо уехала бы туда, где её дочь может жить так же как и раньше.
— Она на пути во Францию, — вдруг поняла Кёсем и почувствовала как возмущение охватывает её. — Валиде султан должна управлять гаремом, верно, Дженнет?
— Да, султанша.
— Вдовы Султанов остаются частью гарема и Валиде султан решает и их судьбу?
— Да. — Вопрос был риторический, но Дженнет всё равно ответила.
— Объявите, что Эсманур султан осталась жить в охотничьем домике. О ней никто и раньше не вспоминал, теперь и подавно не вспомнят. А Селен султан… ничего не говорите. Поднимите архивы, пусть пересмотрят все документы найдут и вычеркнут любое упоминание о Валерии хатун или Селен султан. — Кёсем отвернулась, снова переведя взгляд на церемонию. — Никакой Селен султан никогда не было, — вдруг, намного тише произнесла она. — Смешная султанша.
Кёсем чувствовала себя обиженной и брошенной, она помнила, сколько сделала для Селен, и не могла понять, неужели легче проплыть на корабле множество часов, а потом упрашивать пустить её ко двору королевы, нежели остаться здесь, где её уважают и называют султаншей. Сама Кёсем не смогла бы отказаться от такого, вернуться к положению безродной рабыни, а поэтому не хотела оставлять память о сглупившей хатун. Даже если Селен вернётся, она окажется никем. Нельзя, встав со стула, надеяться, что он останется пустым.