- Что пожалуйста? - Клаус любит дразнить ее, ему нравится наблюдать как расширяются ее зрачки от негодования, как кривится линия губ в недовольной гримасе.
Кэролайн молчит, потому что она чересчур пьяна и слишком потеряна в собственных эмоциях, чтобы сейчас практиковаться в красноречии. Она собирается предать Тайлера, чтобы спасти их совместное будущее, и это звучит как жуткая параномия. Кэролайн смотрит на обнаженную грудь Клауса, наблюдает за капелькой воды, которая срывается с мокрых прядей волос, медленно стекает вниз, прочерчивает дорожку по мышцам живота, скрывается где-то за тканью полотенца. Она тяжело сглатывает, ощущая, как болезненно пересохло горло, как нет сил ответить на его вопрос хоть что-нибудь, поэтому она и не отвечает, а делает единственное, что лучше слов может разъяснить ее намерения. Она целует Клауса…
***
Сначала не происходит ничего. Они просто замирают, как две странные статуи, волею скульптора соединенные в недвижимом, невесомом поцелуе на веки вечные. А потом к Клаусу приходит это сладостное ощущение хоть и краткосрочной, но такой триумфальной победы, и он привлекает Кэролайн к себе одним резким, сильным рывком, не оставляя между ними и дюйма, заставляя ее вжаться в его тело, сдаться на волю победителя. Он целует ее жадно, как будто впервые, как будто ему мало просто касаться губами. Этот запах ванильных духов и сладостная терпкость виски на ее губах застилают сознание, рушат все сомнения, закручивая в водоворот этой дикой, безумной потребности, где уже нет ни Тайлера, ни его семьи, ни ее друзей. Сейчас есть Он и Она, и это древнее, как сам мир, желание отдавать и получать взамен.
Пальцы Клауса путаются в светлых локонах Кэролайн, он, не прекращая поцелуя, подталкивает ее к ближайшему столу, второй рукой подхватывает ее под ягодицы, подсаживает, игнорируя перезвон разбитого стакана, свалившегося на пол.
- Я никогда не прощу тебе этого. Никогда не прощу того, что ты со мной делаешь. - Кэролайн едва ли не плачет от бури эмоций и ощущений, захлестывающих ее, заставляющих ее пальцы яростно сжиматься на плечах Клауса, ногтями оставляя небольшие розоватые метки.
- Не прощай. Не думай. Чувствуй. - Он выдыхает этот шепот в ее приоткрытые губы, а уже через мгновение возобновляет поцелуй, проводя языком по нижней губе Кэролайн, проникая ей в рот, проводя по контуру зубов, заставляя ее отвечать, целовать в ответ, искать еще более тесной близости. Руки Клауса разрывают футболку девушки, как бумагу, он отбрасывает испорченную вещь, целует Кэролайн в шею, покрывает чередой коротких, легких словно перышко, поцелуев кожу на ключицах, на тяжело и рвано поднимающейся и опадающей груди.
- Ненавижуууу… - Кэролайн шепчет, откидываясь назад, хватая ртом обжигающе-горячий воздух, пока Клаус срывает лифчик, обхватывает губами напрягшийся сосок, легонько прикусывает. И Кэролайн снова что-то кричит и говорит какие-то глупости, и скрипит зубами, только чтобы сдержаться от этого такого стыдного “Клаус, пожалуйста, пожалуйста, прошууу…” Но он и сам понимает ее желания, он скользит языком по коже ее живота, пока она почти полностью откидывается на деревянную поверхность стола, упирается локтями, бормоча что-то развратное и такое остро-необходимое.
- Быстрее. Мне нужно… Нужно… - Эти слова - наибольшее, что может позволить себе Кэролайн. Это не пьяный бред, не попытка быстрее избавится от Клауса. Это просто потребность. Необходимость. Сейчас. Немедленно. И Клаус уступает, он быстро вжикает молнией у нее на джинсах, неловкими и резкими рывками сдергивает их с ее бедер, откидывает их куда-то в угол, рвет тонкую ткань трусиков, обхватывает ладонями талию Кэролайн, подтягивает ее на самый краешек стола, заставляет ее обвить ногами его талию, срывает еще чудом не свалившееся до этого полотенце.
Глаза Кэролайн лихорадочно блестят, припухшие от поцелуев губы приоткрыты, и она только всхлипывает от яростного жара, который растекается по ее телу, когда она вплотную прижимается к Клаусу, кожа к коже, целует его еще раз, прикусывает его губу, слизывает капельку выступившей, уже знакомой и привычной на вкус, крови, скользит руками по все еще влажной и скользкой коже на спине, ощущает, как напряженны мышцы Клауса.
- Ты все еще будешь отрицать, что хочешь меня, девочка? - Он касается пальцами складок плоти, поглаживает, заставляет Кэролайн кусать собственные губы, лишь бы только не кричать… не кричать… кричать.
- Я… ненавижу… Клаус, черт бы тебя побрал. Еще… - И он только усмехается, резко вводя в нее палец, проводя по стенкам влагалища, срывая с ее губ эти бесстыдные, но такие желанные необходимые ему просьбы. Второй рукой он обхватывает ее затылок, целует ее губы, проводит языком по скуле, прикусывает мочку уха, продолжая двигать пальцем в ее теле.
- Клаус, пожалуйста. Я хочу тебя. - Это все, что ему было нужно. Он пристально смотрит в ее лазурные глаза, ласково проводит по ее скуле, улыбается с какой-то странной нежностью и грустью и тихо шепчет:
- Запомни эти слова. Ты сама этого хотела…
Он входит в нее одним плавным, но сильным толчком, заполняя ее до основания, заставляя ее шептать как молитву или проклятие одно-единственное “Клаус”. Кэролайн запускает руки в волосы Клауса и целует его. Снова, снова, снова. Все сильнее, все глубже, все яростнее, переплетаясь языками, не прекращая движений в теле девушки, судорожных прикосновений кончиками пальцев к обнаженной коже друг друга, влажной от пота и воды все еще капающей с волос Клауса и тонкими ручейками стекающей по их телам.
- Клаус! - Кэролайн громко кричит, когда мышцы внутри нее сильно сокращаются, и оргазм накрывает ее с такой силой, которую она не испытывала прежде никогда и ни с кем. Она рвано дышит, уткнувшись носом в шею Клауса, пока тот, сделав несколько последних сильных толчков, изливается в тело Кэролайн с протяжным хриплым стоном. Прохладный ночной воздух холодит их разгоряченые тела, обжигает холодом легкие, когда они часто втягивают ртом воздух, но сейчас ни Клауса, ни Кэролайн не волнуют эти неудобства, ведь их тела все еще соединены, девушка продолжает прятать лицо на плече Клауса, он же просто рассеяно перебирает длинные пряди разметавшихся волос, давая ей время, чтобы восстановить душевное равновесие. Она так молода, она считает себя предательницей, а он просто не может сейчас доказать ей, насколько она не права.
- Эмм… Я думаю, мне пора. - Она отстраняется, уже намеревается встать со стола, но Клаус останавливает ее, поднимая ее подбородок указательным пальцем и произнося с этой привычной ухмылкой, за которой он скрывает свои истинные чувства:
- Ты плохо слушала условия, девочка. Три ночи, а не три… кхм, раза. Ты же не думаешь, что я сплю на столе? У меня есть очень удобная кровать. - Кэролайн потрясенно расширяет глаза, хочет что-то возразить, но слова так и не срываются с ее языка, потому что Клаус затыкает ее поцелуем, а потом она уже просто-напросто не хочет возражать…
========== Дилемма ==========
Солнечные зайчики весело плясали по моей комнате, периодически падая на лицо Кэролайн. В такие моменты она смешно морщила нос, сильнее прижимаясь ко мне и пытаясь спрятать лицо на моем плече. В этом жесте, пусть и неосознанном, было столько доверчивости, детской непосредственности, что сердце сжималось от такой странной, непривычной для меня трепетности и нежности. И пусть я вел себя, как последняя сволочь, заставляя ее соглашаться на мое условие, пользуясь этой ее глупой упрямостью и желанием скрыть наш маленький общий секрет от своего бойфренда, но иначе я просто не мог. Я слишком долго думал о ней, слишком обезумел от невозможности прикоснуться к ней. И я добился желаемого, пусть и нечестным способом.