— А ты не спрашивай, Сань. Просто берешь, и выносишь, - просто, словно говорили о собаке, диване, ответил Слава и направился в подъезд.
Как только я открыл двери квартиры, Наташка выпала на нас с кулаками:
— Какого черта ты меня закрыл? Дурак? Или дымом мозг расщепило? – в истерике кричала она. Я заглянул за ее спину – дверь на балкон и окна на балконе были открыты. Дымка была уже в квартире. Это заметил Старый.
— Надо уходить. Нужно движение воздуха, ветерок, сквозняк… Наташа, ты должна ехать с нами. В деревню нельзя. Вернее, в твою деревню. мы поедем в сторону севера, - заявил Старый и по тому как Наташка опустила плечи я подумал, что она сдалась, но она начала кашлять. Так, будто пару недель лечится уже от воспаления легких – надрывно, превозмогая себя, пытаясь остановиться и прекратить эти позывы, но ее тут же вырвало, и кашель продолжился.
— Держи ее за плечи, прижми к себе, - крикнул Слава и полез в свой рюкзак. Я пытался прижать ее к себе спиной, но она скручивалась, словно закрывая живот, стараясь прекратить этот кашель. – Держи говорю, - заорал на меня Старый, и я распрямил ее. Она застонала, а старый в этот момент схватил ее лицо пятерней и надавил на щеки.
— А-а-а, - раздалось из ее рта, и она попыталась освободиться, чтобы продолжить откашливать тот несуществующий сгусток, который мешался в дыхательных путях.
Старый засунул ей в рот баллончик и трижды нажал на него. Я видел, как из ее носа вылетают капли, а она, как будто бы дыхнула дыма, пытается продышаться. Что за хрень? Она не болела ни вчера, ни сегодня – моментально пронеслось в моей голове.
Когда она, наконец, отдышалась, и словно бегун после многокилометрового кросса стояла, упершись ладонями о колени полусогнутых ног, я увидел ее взгляд – она ненавидела меня.
— Наташа, надо ехать, - осторожно сказал я. – Я не знал, что у тебя бывают приступы астмы…
— До этого никогда не было. Я стояла на балконе и ждала тебя – я думала, что ты ушел и не придешь сегодня. Потом там, на балконе мне и стало плохо.
— Это не астма, - вставил Старый, протягивая Наташке баллончик. — Аленке стало плохо три дня назад – тогда я и присмотрелся внимательнее к новостям. Начали умирать те, у кого проблемы с легкими. Мы законопатили дома все, включили увлажнители, чтобы частицы не кружили в воздухе, но ребенку становилось все хуже и хуже. Она взрослая, и уже старается не подавать виду, что ей плохо, но мы видели. Я купил все возможные марки, но помогали плохо, - его брови двигались в такт эмоциям, что он испытывал, вспоминая это время.
— Сейчас она как? – спросил я. Мы сидели в прихожей на полу, Наташка на пуфике для обувания. Она смотрела только на Старого.
— Сейчас нормально, но утром такой-же приступ, как сейчас у Наташи был с Викой, и больше я ничего не придумал, кроме как использовать тот же аэрозоль от астмы. Помог. Я поехал и купил столько, сколько смог. Подумал, что Вика тоже на нервах стала астматиком. Сейчас я понял, что дело в смоге… Умирают именно от того, что в дыхательные пути попадает эта хрень.
— Он лечится? – тихо спросила Наташа, но тон ее не изменился, словно это мы со Старым во всем были виноваты и должны сейчас все ей объяснить.
— Я не знаю, - честно ответил он и встал, давая понять, что рассиживаться некогда.
— Тогда тем более, не имеете права меня заставлять. Я не еду, и это точка! – заявила она. Я посмотрел на Старого, надеясь, что он сделает то, что должен был сделать я – сграбастает ее и вынесет к машине, но он просто вышел и сказал мне, что ждет на улице. Посмотрел на сумки и велел взять теплые вещи.
Я не знал, что делать – собираться или уговаривать Наташку. Рассовывал бездумно в сумку все, что попадалось, и кратко и уверенно пробовал добавить аргументов, даже попросил позвонить отцу и спросить – нужно ли ехать к ним, но она не реагировала на меня.
Вышли мы вместе. Я бросил сумки с одеждой и продуктами на заднее сиденье, в багажнике проверил канистру.
— Наташа, все идет с той стороны, куда ты решила направиться, понимаешь? – снова начал Старый. — Новостей по телевизору уже почти нет. Они гоняют «Давай поженимся» и «Пусть говорят». В ютубе ролики пестрят сотнями тысяч умерших по центральной части. Все идет сюда, а мы должны ехать отсюда. Понимаешь? В скорые просто не прозвониться. Никто не приедет и не спасет.
— Именно этого сейчас и боятся мои родители. Ты бы оставил своих? – на посмотрела ему в глаза.
— Я и оставил. Потому что у меня Вика и дети. А родители уже по ту сторону этого сраного тумана, понимаешь?
— А у нас с Саней ни ребят, ни котят, поэтому, и держаться особо нет причин. Раньше надо было разбегаться… Сейчас просто вообще не вижу причины оставаться с нелюбимым человеком, - выдохнула она ему в лицо, и он свел брови. Он сунул в руки ей два баллона с лекарством и сказал, что не знает умрет ли она сегодня, или же это лекарство спасет ее. И самое главное – его детей и жену. Он не знал, но другого придумать не смог.