Руками блуждал по ее телу, Даша почувствовала, как он сжимает ее ягодицу. И было это и стыдно и неизъяснимо приятно.
Что он делает, боже мой, подумала девушка. И что сказала бы маменька на это?
Даша бы со стыда умерла, если бы дома узнали. А значит – это нехорошо. Было бы хорошо, все бы только об этом вокруг и говорили! Ну и пусть, пусть нехорошо – храбро думает она следом. Лишь бы с ним быть, с Володенькой. С любимым.
Интересно, какой у него… Озорная мысль давно не давала покоя и вот-вот она все узнает сама. Если бы не слишком большой, а то ведь больно будет, наверное. Или стоит претерпеть муки, за которыми должно быть неслыханное, непредставимое ей сейчас блаженство?! А вот если бы совсем без боли! А если он небольшой, то может она ничего и не почувствует. Ни плохого, ни хорошего. Будь, что будет – подумала она смиренно.
Она вздохнула, позволила уложить себя в постель. Хорошо, что свечу погасили, в темноте легче. Очень было неловко обнажаться перед ним. Господи, а грех ведь, грех!
Грех, пока ноги вверх, – озорно как-то раз сказала Полинка, – отпустил и господь простил!
Куда вверх?! А и в самом деле, вверх. Смешно, но, наверное, так и должно быть.
Володе виднее.
Володя лег на нее, Даша подумала, что будет тяжело. Но нет, не чувствовала она его тяжести. Его ладони спустились вниз к девичьим бедрам. Даша вздрогнула. Уже не только щеки, но и все ее тело горело. А она думала, что это для красоты говорится – о любовном пламени.
Лицо володино нависло над ней в темноте. И страшным показалось оно вдруг, это милое лицо. Но это только показалось!
Какой смелой была она в мечтах, когда вместе с Полинкой они воображали себя то возлюбленными храбрых офицеров, то несчастными пленницами какого-то турецкого паши.
И вот сейчас с ней ее храбрый офицер. Он владеет и шпагой и пистолетом… И еще кое-чем. Она боялась смотреть туда, где у него было это… То самое мужское. А потом ладонь ее случайно наткнулась на что-то горячее и упругое. Живое. Даша пыталась отдернуть руку, но Владимир накрыл ее своей. Даша почувствовала, что кровь прихлынула к лицу от смущения. Зачем он заставляет ее это делать? Наверное, ему приятно.
Она бросила быстрый взгляд на его мужское естество и замерла, не в силах отвести глаз. Эта… Эта штука показалась ей огромной. Нет, это просто ужасно. Лучше бы и не видеть – не так страшно.
Володя продолжал ласкать ее, его плоть скользила по ее животу. Даша вздрагивала от ее прикосновения. И правда, словно змей ползет. Наблюдала из-под ресниц, глаза уже совсем привыкли к потемкам, в которые была погружена спальня. Было бы интересно рассмотреть его вблизи, но свечу погасили, и она сама этому недавно так радовалась. Не просить же зажечь снова!
И отчего он медлит – скорее бы все кончилось!
Помнилось, в детстве в усадьбе страшно было пройти даже днем, мимо открытой двери одной из комнат. В комнате этой всегда были затворены ставни и дворовые дети говорили, что там-то в пыльном сумраке он и живет – домовой-хозяюшко! И бежала Даша мимо двери со всех ног, закрыв глаза, чтобы не увидеть его ненароком.
Вот и сейчас хотелось так же быстро пронестись через эту ночь. Закрыв глаза. И чтобы уже поскорей утро…
Зачем же он медлит?
– Отчего ты так дрожишь?! – спрашивал Володя.
Он держал ее груди в ладонях, словно какие-то драгоценные плоды, вроде тех золотых яблок из сказки. И приникал с поцелуями то к одному, то к другому ореолу, дразнил их языком. Поцелуи эти отзывался где-то под сердцем, и внизу становилось тепло и хорошо.
Даша всхлипнула, прислушиваясь к своим ощущениям. И кольнула ревность – только на мгновение – кто его этому научил! У него были женщины. Конечно, были. Володя красивый, его нельзя не любить. И еще есть женщины, которые за деньги отдают свое тело. И Володя их тоже знает. Они все знают – мужчины, офицеры…
Он подсунул руку ей под спину и приподнял легко, как ребенка. Даша замерла на мгновение, почувствовав его там, возле "врат", как выражались все эти французики-вольнодумцы.
От волнения она едва не до крови прикусила губу. Володя не спешил. Даша поняла, что он боится причинить ей боль.
Его язык снова проник в ее рот. А она ждала другого проникновения. Почувствовала, как он преодолевает сопротивление, и замерла в ожидании этой непременной боли.
Больно почти не было и в следующее мгновение, она раскрылась сильнее, позволяя ему дойти до конца.
Володя приподнял ее ягодицы.
– Не бойся! – шепнул он ей на ухо, и от этих слов стало, правда, не страшно, а тихий стон ее, когда все случилось, он заглушил поцелуем.
И поцелуями же осушил ее слезы. А слезы катились по щекам, блестели в темноте.