Внезапно всё исчезло. Бесполезное сознание отключилось. На мгновение? На секунду? Дольше?
Когда он вынырнул из провала, оказалось, что уже нет никакого КАМАЗА. Путь свободен, машина катит по правой обочине – одними колесами по дороге, другими по придорожной траве. Он машинально проехал несколько десятков метров и остановился.
Лихорадочное дыхание улеглось. Какая тишина вокруг. В голове пусто и ясно. Трясутся руки. Горячие ладони обожгли лоб, когда он прижал их к лицу.
Откуда такая зеленая трава в октябре? Деревья какие нарядные!
В бардачке должна быть завалявшаяся с лета пачка сигарет.
Он вылез из машины, присел на какой-то бугорок и закурил. Выходит, новые покрышки ужасно повели себя на мокром битуме. Но что было потом? Каким боком пришло спасение? Словно кто-то вмешался. Взгляд его скользил по притихшей машине, по коварному покрытию дороги и улетал вверх, словно искал подсказку в небе.
Вверху всё поменялось. Сплошная серая суконка неба пошла пятнами, затрещала по швам и поддалась. В прорехи весело выглядывала синева. Чего рассиживаем? Пора ехать.
Дорога спускалась в широкую долину. Внизу извивалась речушка. По пологому берегу разбрелось коровье стадо. Рогатые головы тянулись к зеленой траве. Идиллия.
Хьюндай миновал каменный мостик и пошел в длинный пологий подъем. Впереди замаячила молоковозка – цистерна желтая, кузов синий. Патриоты хреновы! Старый ЗИЛ с надрывом преодолевал гору. В конце подъема обгонять, конечно, нельзя, но откуда тут взяться встречным машинам, а ему надо спешить. Хьюндай легко обошел хрипящего ветерана и бодро вылетел на самый верх холма.
Так не бывает! Новый сюрприз! Буквально в десятке метров дорогу преграждала огромная куча песка, невидимая с подъема. Фома обомлел и резко ударил по тормозам. Машину резко занесло, развернуло на сто восемьдесят градусов и спустя мгновение воткнуло задом в песчаные залежи, прямо под фанерную табличку с нарисованной от руки стрелкой в правую сторону и лаконичной надписью “Объезд”. И снова Фома увидел обращенные на него изумленные взгляды – из кабины молочной машины на него смотрели узколицый мужик и луноликая румяная деваха. ЗИЛ выжидательно остановился. Фома завел заглохший двигатель, и довольно легко, с небольшой пробуксовкой, выбрался из кучи. Он благодарственно махнул рукой, и молоковозка уехала, следуя стрелке.
Вылез из машины, с некоторой опаской осмотрел задок, с облегчением смахнул песок с заднего бампера и выхлопной трубы, и развеселился. Ну и денек!
Какой же я м-м-муд… молодец! Дубина стоеросовая. Корова безрогая. Баран! Одного предупреждения было мало?
Курить и ставить себе диагноз уже не было времени. Объехав препятствие по грунтовке, аккуратно повел машину дальше. Вскоре показалось крупное село. Ну вот и Затишье. Сам ты село. Читать умеешь? Поселок городского типа.
Отыскать элеватор не составляло никакого труда. Как пройти в библиотеку, спрашивать не требовалось.
Слона в траве не спрячешь. Одно- и двухэтажные строения поселка – не ровня высоченным башням. “Силосам!” – вспомнил он недавно выученное название. Да и вела к ним Элеваторная улица.
Неприметное здание лаборатории нашлось быстро. Начальница – шатенка лет тридцати пяти с короткой стрижкой – переносила данные с карточки в объёмистый гроссбух. Фомин представился – я такой-то, компания такая-то, из Одессы, выразил восхищение обилием вымпелов и почетных грамот на стене и изложил свой вопрос. Есть четвертый класс зерна, нужен третий. На последовавшие “це неможливе”, “як вы це бачите”, “чому до мене” Фомин невозмутимо кивал и охотно поддакивал, пока дежурные фразы не сменились вопросами “ще раз – яка фирма?” и “скилькы тонн?” Тогда Фомин взял листок для заметок и написал: 145 тонн = ? Собеседница повертела бумажку в руках и написала четырехзначное число. Фомин удовлетворенно кивнул и полез в карман. Через пару минут он уже шел по двору с другим листком, на котором значилось непонятное непосвященным “Подработка 145”, и стояли дата и подпись.
В холле одноэтажной конторы элеватора стоял бронзовый бюст. Вождь мирового пролетариата с ироническим прищуром взирал на мельтешение и корыстные хлопоты потомков. Фомин свернул в полутемный коридор. Так, приемная мне не нужна, а что тут напротив? Вот и бухгалтерия.
В большом, в три окна, помещении теснилось штук восемь столов, за которыми корпели над бумагами разновозрастные сотрудницы. Фомин громко поздоровался и направился к столу под табличкой “Главный бухгалтер”. Представившись пышнотелой Людмиле Петровне, он протянул ей доверенность и заветный листик от завлаба. После предъявления паспорта он без особых расспросов был направлен к столу у окна. Пока седая Анна Ивановна проверяла наличие у их компании зерна, выписывала накладные и наряд на отгрузку, Фома исподволь поглядывал вокруг. Всё-таки городские женщины больше следят за собой, и прически у них поинтереснее будут.