– Дождя не будет, – подумал Тисс, - пока не будет, - поправил рюкзак и добавил шагу. Он шел через поле, на котором уже убрали урожай, и только торчащая стерня и выпавшие при уборке и вмятые в землю колоски, напоминали, что здесь росла и созревала пшеница. В конце поля, он, наконец, свернул на прилегающую узкую грунтовую дорогу, которая тянулась вдоль стоявшего плотной стеной леса. Среди толстых, темно-серых стволов сосен, вытянувшихся на много метров вверх, густо разрослась осина и ель, плотно закрывая пространство между деревьями, и делая лес практически непроходимым. Это была граница. Граница, которую нельзя было нарушать, это нарушение каралось смертью для всех, без исключения. Стражи леса были начеку. Тисс хорошо знал об этом, но любил риск. Поэтому, проходя по дороге, где до деревьев можно было дотянуться рукой, он остановился и посмотрел вглубь леса. Даже не остановился, а просто приблизился к деревьям, которые росли на краю, и замедлил шаг. И в туже секунду увидел, как в чаще вспыхнули два красных горящих глаза.
Тяжело вздохнув, неспешным шагом Тисс вернулся на середину дороги, и пошел дальше, уже не останавливаясь и не глядя по сторонам. Скоро его тощая фигура скрылась за ближайшим к лесу холмом.
Как только Тисс пропал из виду, из лесу появился серо-черный пес. Неслышно ступая большими лапами с острыми когтями, пес вышел из леса как воплощение страшного лесного духа. Он был огромный, около двух метров в холке. Короткая жесткая шерсть со стальным отливом покрывала его большое мускулистое тело. Пес обнюхал дорогу в том месте, где Тисс подошел к лесу, шерсть на загривке встала дыбом. Низко и утробно зарычав, обнажив огромные острые клыки, пес посмотрел вслед ушедшему. В глазах его горела жгучая ненависть и злоба, но постояв секунду, он развернулся и одним мощным прыжком скрылся в лесу.
****
– Олег, Вас Тимофей Петрович к себе вызывает, – услышал я за спиной ангельский голос, и сразу улыбка сама собой растянулась от уха до уха на моем замученном работой, лице. Честно признаюсь, когда я вижу ее, я не могу не улыбаться, просто какой-то необъяснимый феномен. А все потому, что моя душа ликует и наполняется радостью от созерцания столь прекрасного, по моему мнению и, скорее всего к нему присоединится остальная мужская братия нашего коллектива, создания, именуемого очаровательным женским именем Юлия. Юлечка, как мы все ее называем. Особенно, когда она рядом со мной, я попадаю в поле ее сокрушающего мою любую защиту влияния, и я расплываюсь, как шарик мороженного под лучами солнца, глупо улыбаясь и забывая про все на свете. Я моментально обернулся, предвкушая неимоверное зрелище созерцания Юличкиного лица, фигуры, волос и глаз, и томным, полным несбывшихся надежд голосом спросил:
– Юленька, а вы не знаете, по какому вопросу?
Я знал, что она не в курсе, но спросил только для того, что бы еще раз услышать ее голос. Признаюсь, мне нравилось, когда она называла меня по имени.
– Нет, Олег, не знаю, но лучше поспешите, он как всегда не в духе.
Юленька – это наш секретарь, вернее не наш, а нашего главного редактора. Милейшее, прекраснейшее существо. Девушка, о которой мечтает вся мужская половина нашей редакции, и я тоже принадлежу к их числу. Но, к нашему всеобщему сожалению, она для нас абсолютно недостижима. Все равно, как Венера Милоссакая или даже как полярная звезда, красивая, но холодная и далеко. Нет, не подумайте ничего плохого, она не замужем, а просто так вышло, что Юленька единственная и горячо любимая внучка нашего шефа. А он соответственно ее дед. Причем дед, который фанатично любит и обожает свою внучку. И по его словам оторвет голову и все остальное тому, кто посмеет не то, что ее обидеть, а просто посмотреть не так как надо, в ее сторону. Поэтому смотреть можно, руками трогать нельзя, как в музее. К чести Юленьки, она никому не давала повода ни для ухаживаний, ни для сплетен. А что касается ее деда. Отставник, бывший военный, если я не ошибаюсь ушедший в отставку в чине полковника, Тимофей Петрович, по моему мнению, был абсолютно далек от настоящих редакционных проблем. Но, так, как наше издание, насколько мне известно, наполовину финансировалось государством, назначение Тимофея Петровича на должность главного редактора было по указанию свыше. И он со всей серьезностью военного человека принял пост. Для нашего редакционного коллектива это было и хорошо и плохо одновременно. Хорошо, так как он горой стоял за интересы издания и выбивал все мыслимые и немыслимые льготы и финансирование. Но при этом наша редакционная жизнь была адом.