Все знают, что журналисты, фотографы, дизайнеры, верстальщики – свободные люди. А это значит, что если в местном буфете случается санитарный день, то сдача номера проходит в два раза быстрее, чем в обычный день, особенно после зарплаты. Ну и конечно постоянные перекуры, и долгие беседы на возвышенные темы выпуск газеты не ускоряют. Утром кроме бухгалтерии, вовремя на работу никто не приходит. Журналисты сползаются к обеду, что бы потом разбежаться по "редакционным заданиям" или пресс-конференциям. Верстка и дизайнеры как я уже говорил, долго ищут вдохновенье в буфете за чашечкой кофе, а так как он открывается не раньше одиннадцати утра, то спешить нет смысла. О фотографах вообще можно забыть. Они хоть и числятся в штате, но появляются в редакции редко. Мне иногда казалось, что не чаще чем два раза в месяц. Когда выдают аванс и зарплату. О внештатных сотрудниках я вообще молчу. Можно смело сказать, что жизнь богемы у нас была полным ключом, мы жили, не тужили. И вдруг, вся наша благодать закончилась одним днем.
Более подробно расскажу о том, что же все-таки произошло. До Тимофея Петровича у нас был Руслан. Он стал и.о. главного редактора случайно, его назначали после того, как сняли предыдущего, всеми нами любимого и уважаемого Льва Николаевича, милейшего, интеллигентнейшего старичка, еще старой школы. Для всех это было очень неожиданно и странно.
Причиной всех последующих драматических событий оказалось заявление в суд, причем не столичный, а какой-то районный. Это было заявление о нарушении прав от одной политической партии, с жалобой на неправильное освещение чего-то там, в статье, опубликованной в нашем издании. Причем, статья была заказная, навязанная нам сверху, и все об этом знали. Это привело к тому, что нас чуть не закрыли, но как-то все-таки обошлось. Лев был уволен, из него сделали «козла отпущения». Мы даже пытались бастовать, но появилась негласная угроза моментального увольнения всех недовольных. Страх потерять работу пересилил чувство справедливости, причем у всех. Я, конечно, был в первых рядах бастующих, но тоже поджал хвост, когда подумал, что придется искать новую работу. Как результат – все волнения очень быстро затихли. И вот, вместо нашего ушедшего главного назначили исполняющим обязанности Руслана, его заместителя. Руслан с ужасом согласился. Для него, все об этом знали и должность заместителя была "сильно геморройной". А уж руководство всей редакцией ввергало Руслана просто в ступор. Но, к нашей радости, и к его огорчению, выбора у него не было.
Мы счастливо под его ненавязчивым руководством прожили полтора года и надеялись, что так будет и дальше.
Но в один, как говорят "прекрасный день" было объявлено редакционное собрание, причем приглашали всех. О дне собрания было объявлено заранее, особо было отмечено, что отсутствие штатного сотрудника на собрании по неуважительной причине, без предоставления оправдательного документа каралось увольнением. Опоздание приравнивалось к отсутствию. Для внештатных сотрудников тоже не было исключения. Все, кто хотел в дальнейшем работать с нашим изданием, были обязаны, так же явится в положенное время. Вся редакция два дня гудела о причинах такой строгости. Бедного Руслана замучили вопросами, но он божился, что ничего толком не знает. И сам в шоке.
Когда настал день собрания, я был поражен. Столько народу в нашей редакции я не видел со дня моего приема на работу. Это было просто столпотворение. Я даже не мог подумать, что у нас по штату числится столько людей. К началу собрания наш конференц-зал был забит. Всех на входе по особому указу отмечали под подпись в регистрационном листе. Мне повезло, я успел занять место у окна. Здесь хоть немного было свежего воздуха. Но, скоро я почувствовал, что не смотря на то, что на улице уже было прохладно, в конференц-зале температура подымалась с каждой минутой от прибывающих человеческих тел. При этом уровень кислорода понижался. Кондиционеры у нас, кстати, включали только летом. Ровно за пять минут до начала собрания, в зал вошел Руслан. Следом за ним вошли седой мужчина лет пятидесяти, представители городского руководства, и еще какой-то человек, которого я никогда не видел. Кто-то из наших хохмачей попытался аплодировать, но седой мужчина, что вошел вслед за Русланом одним колючим взглядом темно серых глаз остановил аплодисменты. В зале воцарилась полная тишина.