– Пять лет назад я был такой, как и ты молодой, здоровый и веселый. Мне казалось вся жизнь впереди, мне все было интересно познать, вот и попался. Ты знаешь, какой сильный я был. А сколько у меня было баб. Я же, как и ты в газете работал фотографом, а еще спортом занимался, и в ночных клубах стриптизером выступал.
Антон мечтательно посмотрел на небо.
– Да, хорошие были времена.
– Так что же случилось? – не выдержал я.
Антон потер руками лицо, потом вскочил на ноги:
– А случилось то, что Мел нужен был новый донор, и в этот раз выбор пал на меня. Я же тогда одинокий был. В столицу только приехал, ни друзей, ни семьи. Как-то мене позвонили, пригласили приехать. Денег предложили прилично, я и повелся. А потом, когда понял, что к чему, уже поздно было. Вот и все.
Я все еще не мог понять, о чем он говорит. Это меня уже начало злить.
– Антон, мне надоели загадки. Скажи мне правду. Мне что, что-то угрожает?
Антон сел на мотоцикл, мне показалось, что минута слабости, возникшая у него прошла, и он не хотел быть столь откровенным как раньше.
– Давай, журналист, садись, пора ехать!
Я не двинулся с места.
– Пока ты мне не скажешь, что происходит, я никуда не поеду.
В ответ на мои слова через мгновенье Антон держал в реку ружье и целился в меня. Его лицо, лицо практически старика исказила гримаса гнева.
– Садись, сука, я сказал.
Я остолбенел, не отрываясь, смотрел на черное дуло ружья, потом медленно поднял руки вверх. Не знаю, зачем я это сделал, Антон мне этого не приказывал, но для меня до глубины души штатского человека ситуация была ужасной. Вид оружия вызывал страх. Антон сошел с мотоцикла, порылся в коляске и с наручниками в руках подошел ко мне. Потом, не говоря ни слова, заломил мне руки и защелкнул наручники за спиной, а потом больно толкнул прикладом в спину.
– Быстро садись и не дергайся.
Я подчинился, для меня все, что происходило, было крайне экстраординарно. Как сказала бы моя покойная бабушка, "Жуть, какая!" Я не понимал, что мне делать, молча сел в коляску, и мы поехали. Скажу вам, ехать с руками за спиной в коляске, когда мотоцикл носит по ухабам то еще удовольствие. Но я стойко терпел то, что меня болтало из стороны в сторону. Держаться я не мог, но потом приловчился, уцепившись сзади руками за стенку коляски.
Антон ехал молча, ружье он спрятал, и, похоже, что его агрессия прошла. Мы выехали на пригорок, и вдалеке, в низине я увидел строения, похоже это была еще одна ферма. Там стоял дом и несколько больших сараев. Рядом с фермой в солнечных лучах блестело небольшое озеро, кое-где поросшее у берега камышами и тростником. От фермы к озеру вела широкая дорога, которая заканчивалась прямо у воды. На пригорке Антон остановился. Я сидел, переминаясь в коляске, и ждал, как поступит. Может, убьет меня и скинет мой остывающий труп в озеро. Там меня никто никогда не найдет, и никто обо мне не вспомнит. Я же не сказал, куда я точно еду. Мои родители будут звонить и искать меня, может, поплачут, когда узнают, что пропал их сын, но не долго. Так, сгину не за что ни про что.
Антон достал сигареты и закурил. Я отвлекся от своих красочных фантазий на тему моих похорон и уставился на Антона. Я тоже хотел курить. Он, похоже, это понял.
– Повернись, сниму наручники, вижу тоже курить охота. Только, это, не дергайся. Тебе все равно отсюда не выбраться.
Я закурил вместе с ним. Идея попытаться отнять у Антона мотоцикл и на нем нестись навстречу свободе особо не вдохновляла. Он так легко не отдаст свой крутой транспорт, и я могу пострадать сильнее, чем до этого. Лучше смириться и узнать все до конца. Все, что меня ждет здесь. Я вдруг вспомнил о своем телефоне, и украдкой достал его из кармана. Антон усмехнулся, глядя на мои безуспешные попытки скрыть это от него.
– Нифига у тебя не получится, здесь связи нет, и не было никогда. Можешь его выкинуть, хотя, если что, я заберу, пригодится.
– Я уже понял. Может, ты все-таки расскажешь мне все?
Мой тон был спокойным, я снова хотел вернуть его доверие, понимая, что Антон в этих краях имеет власть и сейчас я в его руках.
Он достал еще одну сигарету, подкурил и повернулся ко мне.
– Ну, если не будешь психовать и дергаться, то не вопрос. Хотя по инструкции я не должен этого делать.
– Почему?
– Мел любит, что бы вы были как малые дети, ничего не знали и всему удивлялись. Она вначале опекает и все рассказывает сама. Это потом уже ты только подчиняешься. Иллюзия выбора ей нравится. Это как длинный поводок для собаки, чем он длинней, тем собаке кажется, что она сама решает, куда ей бежать. Но это не так. А ты для нее - очень лакомый кусочек со своей благородством и манерами. Она это очень любит.