Вдруг из сарая навстречу ему вышла высокая широкоплечая молодая женщина, одетая в черные резиновые сапоги и мужскую рубаху в красно-черную клетку навыпуск. Из-под нее выше колен были видны стройные мускулистые ноги женщины. Рукава рубашки были закатаны до локтей, обнажая крупные сильные руки с большими ладонями и длинными крепкими ногтями. Всклокоченные, давно нечесаные волосы ярко-рыжего цвета прикрывали ее лицо. Но из-под них на бледном, покрытом веснушками лице выделялись почти безумные глаза, странного фиолетового цвета, и бледные искусанные губы. Когда она вышла, принюхиваясь, ее руки безвольно висели вдоль тела. Увидев гостя, она широко улыбнулась, кивнула, сделав попытку поправить волосы и одежду.
– Привет, Малуха – Тисс улыбнулся в ответ, стараясь не смотреть ей в глаза. Он жалел ее, но не хотел показывать свои чувства.
– Брат дома?
Малуха, радостно улыбаясь, стала быстро и утверждающе кивать головой, показывая рукой в сторону дома.
– Спасибо!
Тисс поспешил, он хотел избежать общения, это не приносило радости, а еще он не знал, о чем говорить с безумной сестрой Димона. Ему было стыдно из-за того, что он всегда избегал встречи с ней. Ему было стыдно и неудобно видеть, как она радуется и ждет встречи с ним, а он как трусливый заяц всегда пытается убежать. Тисс иногда ненавидел себя за это и не находил оправданий своему поведению, хотя причина у него была.
Дело в том, что Тисс чувствовал, что все еще нравится Малухе. Это чувство к нему осталось, даже, когда ее разум изменился. Любовь дело тонкое. Он вспомнил на мгновение их первую встречу. Вспомнил ее фиолетовые глаза на белой мраморной коже, запах полевых цветов, которым она пахла. Она была прекрасна, но тогда ему было уже не до нее. Он смотрел на Малуху, как на красивую картинку, а его мысли были заняты другой, навсегда. Тисс почувствовал тогда, при первой их встрече, как Малуха встрепенулась, встретившись с ним взглядом. Тогда он отвел глаза и быстро ушел. Он все понял, но изменить ничего не мог. Но все же, любовь к Тиссу не спасла ее от потери разума, со временем подавление изменило ее навсегда, не оставив и следа от того с кем Тисс встретился взглядом в тот далекий день.
Поэтому Тисс быстро скрылся в доме, а Малуха, с безумными глазами, подошла к ограде, за которой гуляли птицы, и громко мыча, начала махать на них руками. Гуси и утки с громкими криками, разбежались в стороны. Женщина издала звуки похожие на смех и зашла обратно в сарай. Потом она опять вышла, теперь уже с ведром, полным зерна, открыла калитку и пошла к корыту, что стояло посреди загона. Ее сапоги грузли в грязи, перемешанной с навозом, но она, не обращала на это внимание. Птицы с радостью бежали за ней, хлопая крыльями. А на лице Малухи опять сияла улыбка, казалось, что она сейчас очень счастлива, пусть ненадолго.
***
– Олег! Что вы застыли, вас же Тимофей Петрович ждет, и не забудьте блокнот.
Я выбросил из головы воспоминания и побежал в кабинет, к главному редактору. Если честно, редакция после его назначения преобразилась. Со стен были убраны все, что, как он выразился, отвлекало от работы. Жертвой пали плакаты из Плейбоя и Максима, календари, непонятные дипломы и рецепты. И многое, что долгие годы украшает стены в офисах, где работают обычные люди. Но при этом всю эту "очень нужную" ерунду заменили другой, тоже очень необходимой. Инструкции и графики, планы проверок, и как вишенка на торте, фото лучших работников редакции к ужасу этих же работников. Регулярно проводились совещания. И все должны были приходить с блокнотами. Тимофей любил, что бы его указания записывались от руки. А все его приказы доставлялись в письменной форме прямо на рабочее место под роспись. Я с замиранием сердца вошел в кабинет.
– Добрый день!
Тимофей Петрович кивнул в сторону стола, приглашая сесть.
– Добрый! Записывай! Появился срочный заказ на материал про коллективные предприятия. Узнай все, договорись, командировочные в бухгалтерии. Да, материал к концу недели. Отчет о расходах так же в бухгалтерию, ну ты в курсе. Свободен!
Я кивнул, возражать не было смысла. Тимофей Петрович всегда был краток и четко давал задания.
Через месяц работы с Тимофеем Петровичем, мы, мне казалось, уже ходили строем, ловко строчили отчеты, к положенным срокам готовили материал. На работу никто не опаздывал. И даже болеть стали меньше. Редакция работала как хорошо отлаженный механизм. Да и курить тоже практически все перестали. Так как время перекуров вычиталось из зарплаты. Издание выходило вовремя. Статьи были актуальные, все были довольны. И только после работы, в пятницу мы могли за кружкой пива пожаловаться на то, какой Тимофей козел. Но это было, как-то вяло и не остро, так как повышение зарплаты почти в два раза и еще дополнительные льготы по отдыху и здоровью, не позволяли жаловаться. Как-то рука не поднималась. Но это так, лирическое отступление. Я, мысленно готовясь к выполнению поставленного задания, вышел из кабинета, и пошел к себе выполнять задание начальства.