–Как угодно, – киваю.
–Ни слова о Калипсо, - продолжает Сигер, и я цепляюсь как крючком:
–А ты её освободил?
Его глаза бегают. Он скрывает. Он боится.
–Мы договорились на облегчение её условий, а после и на свободу. Когда уляжется, – признаёт он. – Но ты не должна говорить об этом. Мы договорились?
Море не уляжется, идиот! Ты точно мой брат? У меня сомнения иной раз. Но так даже лучше. Был бы ты умнее – не посчитался бы сейчас с народом, убил бы меня и дело с концом. Сказал бы, что сама в пену вод сошла, за отцом. А тем, кто шуметь бы начал, меч. Как мятежникам.
–Мы договорились, – соглашаюсь я.
***
–Я не верю в твоё смирение! – Бардо приходит ко мне тайно, сразу после прощального пира, на котором я само смирение и сама мягкость. Его приводят ко мне мои верные слуги – верный воин Хотэм, и служанка Оттина. Им не стоило бы этого делать, ведь сие – нарушение закона и воли Сигера, но вот какая штука: отношение ко мне побеждает их преданность Сигеру.
И это то, что Сигер не сможет контролировать никогда.
–Я не верю! – Бардо упрямится. Как человек, в самом деле. В нём меньше от моря, и я замечаю как это режет.
–Но что я могу? – я притворяюсь. Мне очень хочется с кем-то посоветоваться, но проблема вечной маски в том, что ты ни с кем не можешь посоветоваться откровенно. Все они – и Хотэм, и многие советники, ошалевшие от произошедшего и весь пир глядящие на меня с сочувствием, и служанка – все они считают меня жертвой!
Я не могу прийти к кому-то из них и сказать, мол, давай-ка свергнем моего брата, а?
Я не могу и его вины в смерти отца доказать.
Я могу только ждать, когда мне предложат его свергнуть и быть готовой к тому времени.
–Я всего лишь…– я закрываюсь от Бардо, словно в стыде и скорби. Я играю в скорбь, потому что сейчас не время испытывать её по-настоящему. Он пристыжен и изумлён.
–Ты не одна, не одна, – утешает Бардо, и неловко касается моего плеча. Я всегда пыталась быть добра к нему и он должен это помнить, пусть он и не до конца наш, а всего лишь наполовину! – Мы все знали что Сигер не прост. И я честно скажу, что его…нечистое это дело, Эва.
–Знаю. Он сказал, что если я не смирюсь, то будет хуже, – я понемногу убираю слёзы из голоса, растирая глаза руками, пусть немного раскраснеется лицо. – Но я не дам ему тронуть вас! Я обещала, что если…
Я осекаюсь. Пусть Бардо думает, что я проговорилась. Так выгоднее. Сказать о том, что я заключила мир в обмен на их жизни – это недостаточно громкий подвиг. Я должна показать, что я не хотела даже говорить об этом, но вот, сорвалось непрошенное слово и я жалею, ой-как жалею!
–О чём ты? – хмурится Бардо. – Я знаю, что Сигер меня хочет убить, если ты хотела это сказать.
Ещё один идиот. Всё замкнул на себе как на цепи.
–Нет, не в этом…ничего, – я тороплюсь ответить, чтобы было ясно, что я лгу.
–Что тогда?
Я мнусь. Я должна разыгрывать смущение. Благо, Бардо отдалён от нашего общества и не сильно знает коварство воды, помноженное на женское.
–Эва! – настаивает Бардо, – прошу тебя, ты же моя сестра! Мы должны держаться вместе.
Аргумент. Примени его, пожалуйста, позже и решительнее.
–Я обещала, что откажусь от претензий на престол, если он не тронет вас, – я выдыхаю, как будто это признание далось мне тяжело. Играть постоянно невыносимо, но какой у меня выбор? Я же не могу сейчас сорваться и заорать, что я собираю себе дополнительное благородство в глазах всех, да, всех, ведь Бардо не удержится, и спросит:
–Вас? То есть – и меня? – он не верит. Не может поверить, что за него, за полукровку, заступилась царевна истинная! Я бы сама не поверила.
–Ты мой брат, – отвечаю я. обстоятельства меняются. Бардо не сможет держать это в тайне. Он скажет. Хоть кому-то, но скажет, а слухи поползут быстро.
Мне это и нужно.
–Эва…– он не знает что сказать, как благодарить, как передать всё то, что должен передать.
Вот только слова его мне ни к чему, мне, пожалуйста, лучше воздайте действиями.
–Эва, – он хватает мою руку, прижимается к ней губами, робко и неуверенно, точно я его отхлестать могу за такую дерзость. Я, собственно, и хочу, но держусь, играю раздавленную царственность. – Я всегда буду это помнить. Ты никогда не будешь одна. Он не тронет тебя. Не посмеет!
А противостоять ему будешь ты, полукровка? Но вслух не произношу, конечно, улыбаюсь, но оставляя недоверие:
–Да, конечно…
Бардо должен знать, что он всего лишь наполовину царевич. Это поможет мне, когда я займу престол. А я займу или стану пеной морскою.
–Царевна не одна, – голос Хотэма я рада слышать. я знаю, что он стоял за дверьми, не позволяя даже подозрению определить неладное в моих покоях, но всё же вошёл.