В Партграде появились десятки новых газет и журналов. Разобраться в их направлениях было невозможно. Объединяло их то, что все они наперегонки поливали грязью все то, что чтилось раньше, и превозносили все то, что порицалось раньше. Поносили не только Брежнева и Сталина, но также и Ленина, и Маркса. Превозносили Бухарина, Троцкого, генерала Власова, Колчака, Столыпина, царя Николая Второго. Статьи, в которых не было оплевывания всего советского и коммунистического и тем более статьи в защиту того, что оплевывалось, пропускались в порядке исключения, да и то с целью показать плюрализм, терпимость к другому мнению, свободу слова.
Начались бесчисленные конференции, дискуссии, круглые столы, митинги и прочие сборища трепачей на любые темы. Город превратился в своего рода огромное собрание, на котором каждый, стараясь перекричать других, болтал все, что ему взбредет в голову. Каждый вдруг почувствовал себя способным стать мыслителем века. Люди, понятия не имевшие о марксизме-ленинизме, громили его воображаемые глупости, сами впадая в чудовищные реальные глупости. Люди, понятия не имевшие о законах общественного устройства и эволюции, выдвигали планы преобразований общества один нелепее другого. Интеллектуальная и моральная помойка захлестнула город.
Маоцзедунька
Развитие событий навязывало Маоцзедуньке роль, какая ей никогда не снилась, — роль партградского Ельцина. Не исключено, что тут свою роковую роль сыграла ее фамилия: Елкина — это почти Ельцина. Ее кандидатуру на пост председателя областного Совета (президента области) выдвинули демократы. Она набрала восемьдесят процентов голосов, тогда как ее конкурент, выдвинутый обкомом партии, набрал всего двадцать процентов. Газеты изобразили это как блистательную победу демократов над коммунистами. Маоцзедунька отказалась от заведования отделом и вообще вышла из состава обкома партии. Поскольку партийные органы стали оттесняться от руководства, Маоцзедунька фактически становилась фигурой номер один.
Революция и контрреволюция
По всей стране началась оргия переименований городов, улиц, площадей, заводов и даже кораблей. В Партграде по инициативе Маоцзедуньки Ленинской улице вернули дореволюционное название Дворянская. Районный город Красноармейск, где Маоцзедунька начала восхождение на высоты власти и где Чернов провел свое детство, переименовали в Троицк. Здравомыслящие люди писали бесчисленные письма в газеты и органы власти с возмущениями по этому поводу. Они обращали внимание на то, что все эти переименования стоят огромных денег, которые нужны на более важные дела. Эти переименования фактически ведут к тому, что из нашей истории вычеркивается ее самая значительная часть. А главное — жизнь людей от этого нисколько не улучшается. Но с мнением этих людей новые власти считаться не стали. Они были опьянены своей революционностью.
В Протезном комбинате тоже прошло общее собрание, на котором под бурные аплодисменты было решено отказаться от имени маршала Суденного. Ни в чем неповинного героя Гражданской войны облили грязью и объявили сталинским палачом. Эпидемия массового сумасшествия захватывала самые недра России.
После собрания Горев, Чернов, Миронов и Белов собрались в кабинете Белова.
— Что скажете, — со смехом сказал Белов. — Забавно все-таки. Что бы там ни было, а в такой форме осуществляется суд истории. Слышали, что сказал Гробовой? Только в нашей области более трехсот объектов носило имя Буденного. Сколько же их было по стране?! А за что такие почести?
— Буденный был символом победы народа в Гражданской войне, — сказал Горев. — Я согласен, тут был явный перегиб. Но можно было его исправить постепенно, без шума. А теперь вместо серьезного дела по перестройке жизни страны к лучшему мы кидаемся в другую крайность и разрушаем все то, что надо было бы сохранить навечно.