Вскоре Бородатый и Террорист поменялись ролями: Бородатый сам созрел для террористического акта и решил использовать Террориста как орудие для этого. И они начали всерьез подготовку к грандиозной террористической операции. Если бы не случайность (кто-то из сотрудников института подслушал их разговор), дело могло бы кончиться плохо. Когда их допрашивали, то даже нам, неискушенным в психиатрии, было очевидно, что оба они сумасшедшие, причем — Бородатый даже более сумасшедший, чем Террорист. Но их, однако, судили и расстреляли как вполне здоровых.
Новый класс
В Царьграде москвичей поселили в лучшей гостинице города Илья Муромец, предназначенной для иностранцев и особо важных советских граждан. Никаких иностранцев, однако, в гостинице не было видно, а особо важные личности были спекулянты, гангстеры и легализованные подпольные миллионеры, т. е. представители тех категорий граждан, которые стали опорой политики перестройки. Они сорили деньгами в ресторане и давали щедрые чаевые работникам гостиницы. Последние перед ними заискивали, низко кланялись, угодливо заглядывали в глаза. Боже, — подумал Соколов, глядя на эти виды ожившей дореволюционной жизни, известной ему по книгам великих русских писателей, — неужели это не в кошмарном сне, а наяву?!
Среди обитателей гостиницы особенно выделялся полный мужчина лет пятидесяти с лоснящейся и хамски самодовольной физиономией. Он вошел в ресторан с личной охраной; с двумя верзилами такого типа, каких можно увидеть в американских фильмах в качестве горилл — охранников главарей гангстерских банд. К нему со всех ног кинулись официанты и администраторы. Согнувшись перед ним в три погибели, они провели дорогого гостя к специально зарезервированному для него столу. Один из горилл остался дежурить у двери, другой встал за спиной босса, внимательно оглядывая зал и держа руку под пиджаком, где, надо думать, у него был наготове пистолет. Соколов поинтересовался у официанта, кто это такой. Тот ответил, что это — сам Акопян, один из самых богатых людей в стране. Не миллионер, а миллиардер. Имеет связи с западными бизнесменами. Прилетел сюда на своем самолете из Тбилиси, где у него главная контора. Прилетел купить участок, на котором расположены пять колхозов, чтобы основать фермерское хозяйство американского образца.
— А куда колхозников, — спросил Воробьев.
— Как куда, — удивился глупому вопросу официант. — На свалку, разумеется. Там же одни старухи остались. Все равно помирать пора.
— Кто бы мог еще несколько лет назад подумать, что у нас такое будет возможно, — сказал потрясенный Соколов.
— Давно пора, — сказал Рябов. — Это еще только начало. Не то еще будет. В Кишиневе три бывших подпольных, а теперь легализированных миллиардера заявили, что способны и готовы купить весь город со всеми домами, учреждениями и предприятиями.
— Неужели им продадут?! — возмутился Воробьев.
— А почему бы не продать, — сказал Рябов. — Все равно все идет прахом. А так хоть какая-то польза будет. По крайней мере миллиардов двадцать рублей попадет в государственный банк.
— А на что эти рубли, если они в бумагу превращаются, — сказал Воробьев. — И не проще ли объявить нынешние денежные знаки недействительными и ввести новые? Пока новые миллионеры появились бы, мы успели бы навести порядок в стране.
— Не будьте таким наивным, — сказал Рябов. — Подпольные миллиардеры не такие уж дураки. Они такую возможность всегда в виду имеют. У них в руках материальные ценности и иностранная валюта. Связи в верхах. Они не потеряют ничего, наживутся даже. Пострадают, как всегда, невинные простаки.
Москвичи ужинали в той части зала, где кормили командировочных, и где цены были не такие высокие, как для прочих. Воробьев, кивнув в сторону Акопяна, спросил официанта, во что обойдется ужин этого богача. Даже Рябов присвистнул, услыхав сумму: его месячной зарплаты в академии и как депутата не хватило бы на это. Акопян, узнав от официанта, что в зале сидит известный ученый и депутат Рябов, послал ему от себя бутылку французского шампанского. Рябов был тронут таким вниманием и раскланялся в сторону босса в знак благодарности. Тот снисходительно помахал ему пухлой ручкой. Рябов предложил своим спутникам шампанского. Воробьев согласился. Соколов отказался.
— Кто бы я ни был, — сказал он, — а перед такой мразью унижаться никогда не буду.