Георгий остолбенел от неожиданного видения, его глаза широко раскрылись, он не в силах отвести взгляда. Лошадь, которую он привел к водопою, потянулась к воде, тем самым привела его в чувство. Он отвернулся, давая возможность девушке одеться, но желание продолжить видение заставило оглянуться. Несколько мгновений они смотрели глаза в глаза. Нет, не сдержать порыва, не унять желание, нет никаких запретов, которые смогли бы остановить любовь. Страстный поцелуй, и жаркие объятия отняли силы и опустили их на мягкое ложе травы. Он и она, на пороге таинства, на пороге новой жизни, новых ощущений.
Стук копыт и голоса насторожили влюбленных. К Днепру подъехало четыре дружинника, в них Георгий узнал: Путша, Талеца, Еловича и Ляшко. Они осадили лошадей неподалёку, спешились. Путша вел себя, как главный, он осмотрелся. Что-то его напрягало, вселяло тревогу.
—Телец, осмотри кусты, нельзя допустить, чтобы нас услышали.
—Кто нас может услышать?
—Ты видел, что лошадь пошла к избам?
—Видел, чем она тебе не по нраву?
—Был бы ты разумный, узрел бы, что лошадь с поводом, а это значит, что её кто-то сюда привёл.
—Омоем мощи свои в Днепре, а потом посмотрю.
—Мы приехали не для купаний, иди и смотри.
—А если кого найду?
—Утопить! Никто не должен видеть нас вместе.
Георгий приложил палец к губам, давая знать Веснянке, чтобы она молчала.
—Если найдут нас, — говорил он одними губами, — убьют.
Захватив одежду, потянул девушкув гущу кустов.
Телец, вынув меч из ножен, стал осматривать кусты, на месте где только что располагались влюбленные, на примятой траве он нашел женский гребень. Нашел гребень не простой, серебряный. Такой он видел на княгине Анне. «Гребень надо утаить, иначе Путша отнимет для своих наложниц, моей ладе пригодится», — с этой мыслью Талец проворно спрятал гребень. Для виду он еще некоторое время раздвигал мечом кусты, но скоро ему это наскучило, и он раздраженно подумал:
—Спит и видит себя князем, командует. Броди по кустам в жару, а он улегся в холодке…».
Телец вернулся к товарищам, устало опустился на траву, вытер пот с лица.
—Что молчишь? — не выдержал Путша.
—Нет там никого, пойди сам проверь, — недовольно буркнул Талец.
—Лошадь ушла одна, значит, кто-то остался купаться, — не унимался Путша.
—Есть там примятая трава, а лошадь могла сбежать и пастись. Нет там никого.
—Что ты взъелся на него, — раздраженно сказал Ляшко, — о деле давай говорить.
Георгий слабо различал слова говоривших дружинников. Он переполз на другое место, с которого он ясно различал слова.
Путша еще раз осмотрелся.
—Смотрите в оба, если вскроется то, о чем замышляем, валяться нашим головушкам на густо политой кровушкой траве.
—Не будем ничего замышлять, — с надеждой прогнусавил Елович, — если в сече не зарубили, так тут головушку отнимут.
Путша грозно посмотрел на Еловича.
—Помни, если у нас ничего не получится, то убежим в другое княжество, если ты не с нами, то точно твоя голова будет в кустах.
—Что ты кидаешься на всех, ровно пёс цепной. Остепенись! — Ляшко принял сторону товарищей. Излагай, зачем позвал.
Путша некоторое время молчал, будто не решаясь перейти невиданную черту, после которой хода назад нет.
—Пошто молчишь или сам уже передумал? — Ляшко вопросительно взглянул на Путшу.
— Не передумал я, думаю, с чего начать.
—Говори, что задумал?
—Князь Владимир крестит народ, дает новые имена. Был он Владимир, стал Василий.
Многие недовольны, кто смирился, кто затаился, а некоторые бегут в леса и там молятся старым богам. Там где стояли боги во главе с Перуном, построил деревянную церковь. Ходят слухи, что начинает строить десятинную церковь из камня, в угоду матери Бога Иисуса. Мы с Вами много сделали славных дел, свергали князей и сажали на престол. И
Владимира низвергнем, как он низвергнул Бога нашего Перуна.
—А по Сеньке ли шапка? — усомнился Ляшко.
—В самый раз! — почти крикнул Путша.
—Дальше то что?
—Через три дня настанет день Перуна, надо собрать народ и потребовать от Владимира жертвоприношения. Пусть будет так: кто хочет верить во Христа, пусть верит, а мы верны богам своим.
Путша обвел взглядом сообщников, они молчали.
—Будете делать то, что скажу, и все будет хорошо.
—Тебе будет хорошо, но что будем иметь мы? — жестко спросил Ляшко. Владимир не Ярополк, которому, по указке Свенельда*,( Примечание автора:Свнельд - воевода (варяг) князя Ярополка. Он склонил Ярополка к войне с его братом Олегом - князем древлян) распускали кривду о князеОлеге. Ярополк пошёл войной на брата Олега войной и погубил его. А где же плата, за ту небыль про князя Олега, которую знал в Киеве каждый холоп.
—Свенельд заплатил и отдал вам вашу часть.
—Ты считаешь жалкие медяшки за плату? Может ты оставил себе золото?
—Кто тебе даст золото за болтовню? Золото даютза голову того, кто мешает сесть на престол.
—Что получим за то, что будем подговаривать холопов народ бунтовать?
—Ничего! Мы должны защищать своих богов. Если этого не сделать, Перун низвергнет молнии на наш народ, нашлет полчища печенегов.
При последних словах Путша, Елович втянул голову в плечи, будто ожидал молнии и грома небесного.
Ляшко насмешливо смотрел на Путша, а когда тот закончил, язвительно закончил:
—Хочешь весь куш себе забрать? Не жирно будет?
—Я Перуном клянусь, что ни одной гривны мне не достанется.
—Ладно, что дальше? — Ляшко сделал вид, будто поверил.
—Мы верим в своих богов и хотим в них верить. Чтобы покаяться перед Перуном, надо добиться жертвоприношения, — Путша даже сделал жест рукой, будто он мечом убивал кого-то.
Еловича трясло, он лихорадочно искал выход, понимая, что уйти из этого дела ему не удастся. Ему казалось, что к его груди приставлен меч. Наконец в его голову пришла спасительная мысль.
—Жертвоприношение делать нельзя. Это взъярит князя! Пройдутся дружинники мечами по нашим головушкам и вся недолга.
—Я мыслил, что у тебя ума палата, а ты дурак, — рассмеялся над Еловичем Талец. Пусть князь машет мечом, но только мы туда не пойдем, будем сидеть в горнице и мед пить.
Елович резко повернул голову к обидчику.
—Это я дурак? А у тебя ума палата. Но зачем?! Только что молвилось о том, что поведем народ против князя и будем требовать жертву, а сами сбежим? Люди поверят нам и поплатятся своими головами. Нет идти так всем. Князь снимет голову или нет, а народ найдёт и удавит.
—Не бунтуй раньше времени, я пошутил, — миролюбиво склонил голову Талец.
—Шутки, могут стать горем для кого-то из нас! — вскричал Елович.
—Какое горе? — Талец уже не рад, что вступил в разговор.
—А такое горе! Человека для жертвы выбирают по жребию. А если жертвой станет кто-то из наших детей?
Среди заговорщиков воцарилось молчание. Первым опомнился Талец.
—Надо придумать что-то, чтобы были и волки сыты и овцы целы.
—Ты у нас был всегда хитрецом, вот и придумай, — зло бросил Путша.
—Какой из него хитрец! Он мастер украсть, да и то по мелочи, — махнул рукой Ляшко.
—Если у тебя ума больше, придумай ты, — огрызнулся Талец.
—Я, кажется, придумал, — Елович изобразил загадочное лицо, — надо сшить большую куклу и убить её. Тогда князь меньше гневаться станет и живы все будут.
—Ну, ты придумал! Ну, и умник же ты! Перун, что дурак, не поймет, что это подмена!— почти разом крикнули сообщники.
—Перун поймет и простит, а у князя суд короткий — голова с плеч.