— Да беляки что же, лучше?! — горячо возразил начдив. — Тоже наслышаны! И хлеб отбирают, и расстреливают, и вешают!
Ирина Ивановна грустно кивнула.
— Звереют люди, Миша, вот что печально. Даже нет, не звереют. Звери друг друга сознательно не мучают. Убивают — так уж убивают. Для еды, детёнышей прокормить. А мы… — она только головой покачала. — Счастье ещё, что наша дивизия не опозорилась.
— Питерскому полку спасибо. Сознательные ребята. Харьковские, то ж такэ… — вздохнул Жадов.
— То ж такэ, товарищ начдив, а дивизия меж тем готова к отражению вражеского наступления. Сами проедетесь по позиции?
— Если мой начштаба говорит, что готова, — значит, готова. Как там этот… Штокштейн? Хоть одного шпиона поймал?
— Как не поймать, — холодно сказала Ирина Ивановна. — Уже с полдюжины. Если б не я — всех бы уже расстрелял.
Жадов аж поперхнулся.
— А почему мне не доложили?!
— О чём? Хватает он бойца, сажает под замок и начинает, как он выражается, «раскалывать» — признавайся, мол, что ты агент беляков, не то к стенке. Сам знаешь, какая у него слава пошла, у Штокштейна.
— И что, признаются? — мрачно осведомился начдив.
— Конечно. Пока я не вмешалась. Со взводом надёжных питерских ребят.
— И молчала!
— Хороший начштаба начальника дивизии по пустякам беспокоить не должен.
— Ничего себе! Ирина Ивановна, товарищ Шульц, приказываю вам впредь мне всё докладывать, ничего не упускать!
— Есть не упускать, товарищ начдив. В общем, всех задержанных я отбила. А Эммануилу Иоганновичу сказала: «Wenn Sie mit dieser Praxis nicht aufhören, werden unsere Soldaten Sie eines Tages zwingen, Kuhdung zu essen».
— Это что значит?
— Не суть, товарищ Михаил. Он понял. Тебя же не беспокоит, верно?
— Вот оно-то мне и не нравится… Что с разведкой?
— Вернулись. Против нас кубанские добровольцы, Ейский полк и Екатеринодарский.
— Ух ты. Цельная дивизия!
— Нет, товарищ начдив, едва ли половина от нашей наберётся.
— Так это и хорошо. Значит, не полезут, — повеселел Жадов.
— Наоборот, плохо. Не нравится мне, Миша, когда против нас так мало сил оставляют. Больше на заслон похоже. Полезут в другом месте, прорвутся, зайдут нам в спину…
И тут, словно отвечая, где-то совсем неподалёку разорвалась шрапнель.
— Не полезут… — скривился Жадов. Накинул шинель и бросился на улицу.
От позиций добровольцев двигалась редкая цепь пехоты, над окопами красных рвались шрапнели, артиллерия белых била с закрытых позиций и с неприятной точностью.
Батарея 15-й дивизии попыталась отвечать по приближающейся пехоте, но артиллерийские наблюдатели у «контры» всегда были отличные, и огонь они перенесли почти тотчас.
…Михаил Жадов этого не знал, но именно так сперва японская артиллерия расстреливала нашу, с закрытых позиций, выдвинув вперёд дозорных с полевыми телефонами.
Цепи добровольцев прошли какое-то расстояние, иные жадные до боя бойцы красных открыли пальбу, но с такой дистанции попасть можно было разве что случайно.
— Смотри-ка, залегли, — удивился Жадов, опуская бинокль. — Обычно контра эта пулям не кланяется, а тут, эвон, пузами благородными да прямо по грязи…
— Потому что они тут атаку только изображают, — Ирина Ивановна оказалась рядом. — А прорываться в другом месте станут. Азбука, товарищ начдив.
Траншеи отрыты были на совесть, на накаты пошло всё, что смогли найти, включая сараи с амбарами, пулемёты наготове — «демонстрируют» тут беляки или нет, а кровью они умоются!
И верно — день длился, а цепи добровольцев, едва поднимаясь в атаку, тут же и залегали.
Канонада, однако, всё сильнее гремела у соседей и справа, и слева.
Немного погодя примчался вестовой.
— Подмоги надо! 12-я дивизия Нечипоренко подмоги просит! Давит контра, головы не поднять!
Жадов метнул быстрый взгляд на Ирину Ивановну.
— Давай полк Илютина. Полк паровозного завода, бывший Сергеева.
Ирина Ивановна сперва было кивнула, но затем прищурилась, подняла к глазам бинокль, надолго припала к амбразуре блиндажа, обращённой к наступающим белым.
— Чего медлишь? — выходил из себя гонец, напрочь позабыв о субординации. — 12-я там насмерть стоит!.. Подмогу давай, у вас-то тут тихо!
— Не полк. Один батальон, — вдруг решительно сказала Ирина Ивановна.
— Это почему?!
— Потому что они только того и ждут. За нами дорога прямая от Миллерово на Вёшенскую, не забыл?
— Думаешь, здесь и ударят? А чего ж мутузятся, встали-легли, легли-встали?
— Как раз и ждут, когда дивизию нашу раздёргают. Полк направо, полк налево — тут-то по нам и ударят. Думала я — только демонстрировать у нас тут будут, чтобы лучшие части мы никуда не двинули, а теперь смотрю — нет, у нас навалятся.