...Но у московских гостей не было никакого почтения к дереву и перед Рожеством Господним на его ветках, словно диковенные плоды, развесили за дюжину мужиков и баб. Кем они были при жизни - понять не представлялось возможным. Вероятно, они просто подвернулись под руку, попались, за что и отправились в петлю.
Край еще недавно шумный, обезлюдел.
И, может быть, стоило пообещать защитникам крепости царскую милость, заронить в сердце сомнения, ну а после конечно передавить людишек. Но видать, слишком несерьезно смотрелась крепость, просто песчинка на теле царствия. И годуновские военачальники полагали, что возьмут ее в любом случае.
Порой пробирался гонец, узнать - не передохли еще андрюхины воины. Смутный царь обещал бойцам будущие царские милости, но даже пороху прислать не мог, не говоря уж о подкреплении. Да что там пороха!
- Да что ж это такое, простую воду пить приходится! - ругались казаки, которые иногда годами не пробовали сырой воды[1].
- Ничего, ребята, когда будем в Москве, Дмитрий откроет вам годуновские погреба. Тогда и попьем, - успокаивал казаков Корела.
С каждым днем в это верилось все меньше.
Зато к крепости подошел монах, и, чудак-человек, пробрался к осажденным.
- Что ты тут забыл, старый? - спросил Корела.
- Молиться буду, - ответствовал инок.
- А что же тебе там не молилось?
И казак куда-то махнул рукой. Особо выбирать направление было лишним - куда не укажи, везде были враги.
- Неправда, что всякая власть от Бога, - отвечал монах. - На самом деле нет власти без преступления, и мало она имеет общего с божественным. Не ищи Святого Духа в пышных храмах, нет его там. Молись с гонимыми и обиженными - с ними Господь.
- Хорошо бы, что Господь был с нами взаправду, - улыбнулся Корела. - Я бы тогда знал, кого поставить на восточную стену.
Несмотря на свое неверие, Корела инока полюбил: пытался угодить ему пищей и даже остатками самогона. Но тот водку не пил, скоромное, не смотря на все тяготы, не вкушал. Оружия в руки тоже не брал.
- Знаешь, отец святой, если тебя убьют раньше нас, то что я на твоей могилке велю написать? «Здесь лежит человек, который никого не убил, ничего не украл, с чужой женой не блудил, не пил ни зеленого вина, ни хмельного меда... Короче, прожил жизнь донельзя скучно».
Казаки смеялись, улыбался и монах. Отвечал:
- Не бойся, казак. Я за тебя тоже молить Господа буду. Авось простит тебе слова неразумные. Вот как ты думаешь, куда ты попадешь после смерти?..
- В землю! Говорят, человек рожден для счастья, для вечной жизни, да только могильные черви другого мнения.
- А как умрешь, ты думал?.. - вопрошал монах. - Желаешь умереть без покаяния и святых даров?
Здесь заспорили: в неверии Корела был одинок. Все остальные полагали, что желательно умирать причастившись, и лечь в освященную землю.
- А вот мой приятель, Крысолов, тот говорит, что хочет умереть стоя, в бою, - спорил Корела. - Он много раз убивал, видал такую смерть. Говорит, что лучше так умереть, чем от болезней и старости. А мы все бережемся, пытаемся прожить дольше, забывая, что наша смерть стареет с нами, что чем она старше - тем она хуже.
- А ты как умереть хотел бы? - любопытствовал инок.
- После хорошей пьянки, но перед похмельем, - улыбнулся Корела
Кричали тревогу, и казаки вскакивали, разбирая оружие, карабкались на стены, лезли под землю. Под стенами, в застенках крепости казаки прорыли ходы, норы, жили в них словно киево-печерские старцы, хотя и были не столь безобидны. Порой, пережидая обстрел, сидели там с утра и до вечера, на воздух выходили только ночью. Зато стоило кому-то из царевых разведчиков сунуться туда, как из темноты гремели выстрелы.
Иногда делали вылазки и сами: отбивали военные припасы, но могли устроить свалку из-за казана с кашей, из-за телеги дров. Было и такое, что на прокорм всей казацкой братии осталось только два мешка лука. Казаки ели его и плакали. В иные дни, когда вылазки были неудачны, и осажденные постились вместе с иноком: попили водицы - вот и пообедали.
Дальше оказалось еще хуже - после окончания осенних дождей обмелели реки, высох колодец в крепости. Приходилось собирать снег, колоть лед на реке, а после топить его на сковородках и в казанах. Даже воду, на которую недавно бурчали казаки, приходилось делить по счету.
Но Корела вопреки тяжкому положению даже веселел. Ему казалось: чем дальше, тем стрельцы царевы поддаются, дерутся невзаправду, лишь для виду.
Ответно он не старался кого-то убить, но ежели кто подворачивался под удар или пулю - уж не обессудьте.
Наконец ударили морозы. Обе речушки, протекающие мимо крепости замерзли, так что лед выдерживал конного. Казалось: путь к отходу открыт, но, устроив совет, Корела заявил, что никого он не держит, однако уходить тоже не намерен.