К дому добирались кругом: снова перешли Москву-реку по броду около Чертопольских ворот, потом заспешили по Скородому.
Шли молча. Каждый думал об одном и том же: как славно было бы лечь да поспать.
Лишь когда прошли мимо Государева сада, Федор спросил:
- А какой сегодня день?
- Понедельник, - напомнил Васька.
- Не кисло неделька начинается...
-
Как водиться, Варька их встречала, выходила за ворота, выглядывала, торопила встречу. И, едва заметив Крысолова со спутниками, рванула со всех ног, бросилась навстречу со всех ног, обняла Федора, и, откинув башлык, поцеловала.
Крысолов вежливо отвел глаза, зато Васька вытаращился. Не то чтоб он раньше не видал поцелуев. Просто когда он увидел Федора впервые, стояла хоть и исчезающая, но все же ночь, в лавке старьевщика света был только от дешевой тоненькой свечки, позже лицо царевича скрывал башлык.
- Обалдеть! Я помогал украсть царевича! Кому скажи - не поверят.
- А ты и не говори. К тому же многим не понравится, ежели ты будешь молот языком про то, что царевичу дали сбежать... Варька, расплатись с человеком. Трех рублей за ночь работы хватит...
Варька кивнула, из кошелька отсчитала двенадцать злотых.
Она не верила своему счастью: спасение царевича обошлось так дешево. За свои, правда, пришлось купить лошадей, но ведь их уступили совсем незадорого, а потом их можно снова продать даже с выгодой.
Да и были вещи куда важней лошадей.
Погоня
Накрапывал дождик, молотил по ставенкам, убаюкивая пока еще спящих.
Глеб Пушкин дрых в царской кровати - как водится в постели покойного спалось донельзя крепко. Еще помогал дождь, да то, что вчера крепко перебрали с мальвазией. Ее уважал Грозный, а Бориско, видать, не жаловал, и в подвалах ее, изрядно выдержанной, имелось много.
Слишком много.
В царских покоях Пушкин почивал без зазрения совести: Дмитрий в Коломне, а когда появится в Москве, Годуновский царский дворец прикажет разобрать на дрова. Ну а ему, Глебушке, когда еще доведется поваляться в царской кровати?
Но поспать вволю не дали. Кто-то назойливо ходил по спальне. Вроде и не будил, но спать дальше не было никакой возможности. Пушкин открыл один глаз - пока вполне достаточно. Стоял есаул Корелы - кажется, звали его Евдокием, но уверенности не было.
Гулко болела голова.
- Чего надо? - спросил Глеб.
- Царевич пропал!
Глеб вскочил в постели. Рывок больно отозвался в голове, но было не до того.
- Как это пропал?.. Ты сам-то соображаешь, что ты мне сейчас сказал?.. Где Корела?
- Ушел спозаранку по московским кабакам гулять.
Самый знаменитый, царский кабак был тут, под боком - за рекой на Балчуге, но Корела запросто мог отправиться куда-то в иное место: в боярский кабак, а то и вовсе в какую-то тайную корчму. Задумавшись на минуту, Пушкин махнул рукой: все равно тут от него проку мало. Кореле лишь бы шашкой махать, а тут надо...
Ах, если бы Пушкин знал - что надо.
- Рассказывай, что произошло.
И есаул зачастил, начал рассказывать. Глеб его перебил лишь раз, спросил:
- А царицу чего пришибли?..
- Да ненароком перехватили по виску! Она как узнала, что царевич убег - в крик! Трое мужиков с ней справиться не могли.
Есаул рассказывал дальше что знал. А знал он мало и потому скоро закончил.
- ...Видно махнул через стены около Водяных ворот - сегодня утром там нашли зарезанного стрельца. А после реку переплыл...
Выходило что царевича, этакого книгочея и ученого крупно недооценили.
- А что другие стрельцы? Они же должны были сидеть в шатрах на башнях...
- С похмелья.
- Порежу на ремни потом, - сделал заметку на будущее Пушкин.
Следовало распоряжаться, может и не слишком верно, но быстро.
- Ко всем воротам Скородома послать гонцов - никого из города без моего документа не выпускать. На стены поднять двойные дозоры! После - найдите тех, кто царевича хорошо в лицо знает. Кто лучше - тех к воротам, остальных возить по Москве, вдруг заметят. Пусть верные дьяки напишут опасную грамоту с приметами. Да сочините, что ищем вора и разбойника какого-то Емельку, а то и вовсе Степку, а не царевича Федора.
- Понимаем, не дураки.
- С вас станется. Не были бы вы дураками - мы бы сейчас не волновались! Ну что мешало его еще вчера придушить, когда приказ пришел?..
- Убивец из Тулы напился с Андрухой и заснул!
- Ай! - только и махнул рукой Пушкин. - Шевелись уже!
Есаула сдуло будто ветром, Пушкин стал спешно одеваться, заспешил к старому дворцу Годуновых. В уме он складывал порядок действий. Царь сбежавшего Федора не простит. Значит, надо сказать, что царевича все же убили. Следовало напоить тульского убийцу, втемяшить ему в голову, что царевича задавил он по пьяной лавочке. Описать красочно, с деталями. Потом собрать людей лучших, но пьяных и подслеповатых, чтоб они подписали письмо, что де, царевича они в гробу видали.