Долгими вечерами гость любовно наводил блеск на саблю, снимал с нее зазубрины, порой упражнялся с ней. Разминал ослабшие и одеревеневшие за зиму мышцы. Метал ножи, причем все подряд, какие подвернутся под руку. Рыбак и не догадывался, что его столовый нож можно метнуть так, чтоб с пятнадцати шагов попасть в яблоко. После он пытался повторить бросок, но даже не смог бросить так, чтоб нож летел вперед лезвием, а не рукоятью.
Стало проще с едой: рыба, истощавшая во время зимы, сейчас к нересту нагуливала жирок, бросалась просто на блестящий крючок. Позже на реке драли раков, варили их. Те были просто замечательные: крупные, мясистые. Крысолов и не знал, что ел иногда тех самых раков, разжиревших на трупе убитого им в начале зимы казака.
Весна была короткой - как всегда в этих краях. На Егория Вешнего, когда солнце жгло ярко, наступил час, которого рыбак и боялся и желал. Боялся, что гость его пришибет напоследок - просто так, за здорово живешь - чтоб не потерять сноровку. Желал, потому что гостя терпеть уже не было никакой мочи. Так или иначе все должно было завершиться.
Обошлось: на стол рыбаку легла горсточка монет.
- Спасибо, хозяин, что приютил. Пойду я.
- Скатертью дорожка, - пожелал рыбак.
На том и расстались.
[1] Гангрена
[2] Своего золота в те времена на Руси не добывалось, однако иностранная золотая монета ходила и использовалась в расчетах. Золотые было преимущественно венгерским или скандинавским, английским. Золотые нобили и полунобили именовали корабельниками из-за изображенного на них корабля.
Слепая
- Ересь! Христианам Господь в мудрости своей даровал знание, как строить дом Божий - священный храм. И храм есть ни что иное, нежели воплощение мира в малом размере. Вместо купола храма - есть купол небесный, пол храма - земная твердь, свечи, которые мы возжигаем - не что иное как небесные светила, а священник в храме - образ и подобие Вседержителя нашего в мире. Стало быть, продолжая подобие, мы заключаем, что мир наш находится за крепкими стенами, которые поддерживают небесный свод, в емкости наподобие сундука или чомодана!
Батюшка покраснел, его глаза забегали как у подростка, пойманного за чем-то постыдным. Да он и был подростком почти: юнец с куцей бороденкой, недавно постриженный в сан. Здесь, в Горицком монастыре, батюшек было несколько, и подбирались они, видать, совсем иначе, нежели в подмосковном, но забытом даже Господом монастыре.
Был он красив, словно ангелок, если у ангелков возможны бородки. Но для этой обители у него был важный недостаток. Он был недостаточно умным, чтоб скрывать свой ум.
- Но я разговаривал с иноземными мореплавателями: они, говорят, что мир подобен ягоде, он круглый. Они оплыли его вокруг, но нигде не видели стен.
- Сказано было в Притчах Соломоновых: «Уста праведника источают мудрость, а язык зловредный отсечется. Уста праведного знают благоприятное, а уста нечестивых - развращенное.» Разве могут отступники и еретики говорить правду? Они лишь смущают неокрепший ум!
Игуменья воздела над столом унизанную перстнями руку в картинном жесте: хоть икону пиши. Гости за столом согласно закивали: истинно так.
Казалось, еще немного, и она сейчас его убьет посредством божьей кары, или хотя бы сама наложит епитимью на священника. Но будто бы обошлось. Она сменила гнев на милость, заключила:
- Ну и пусть все остальные еретики живут на круглой земле. А мы, на Руси, жили и жить будем в квадратном мире. Сейчас на Руси какой год, какой век идет, ну-ка вспоминай! Семьдесят второй! А в твоей Европе хваленой - только семнадцатый. Ну и кто от кого после этого отстал?..
У священника хватило ума не возражать.
Ужин заканчивался. Монахини уходили на вечернее чтение и молитвы. Варька с келаршей на правах прибывших гостей отправились отдыхать.
-
Им выделили гостевую келью, узкую настолько что в ней смогли поместиться лишь две кровати, а по проходу меж ними идти надо было бочком. Но большего и было ненадобно - обе гостьи устали в дороге, и желали лишь прилечь.
Укладываясь, Варька заговорила:
- Как у них тут все хорошо, богато. А какой у них тут батюшка! Красивый!
- Красивый, - согласилась келарша. - Да благодати в нем ни на мизинец, не то что у нашего покойного. Хотя и не для благодати его сюда прислали.
- А за что тогда?
- За красивые глаза. Сказано: не согрешишь - не покаешься. А я бы с таким согрешила, будь помоложе.