Только не нужно это было: юродивый и без того оказался разговорчив:
- Истину вам говорю: последние дни наступают! Скоро ангелы вострубят, и мертвые восстанут! Слуги Диавола среди нас! Вон, пятого дня в Можае дите боярское вина кубок выпил в трактире, стал дым и пламя изрыгать, а после огнем синим занялся и сгорел в час, словно вязанка дров! На земле русской мор и глад, мор и глад! И во всем виноваты царь и вы, бабы!
- Это как же? - ахнули монашки.
- А вот так! Весь грех от баб! Вы хоть рясы да скуфьи понадевали - все равно сосуд зла и орудие дьявола! И то, что ноне делается - кара за грехи наши, паче за грехи правителей! Царь Федор Иоаннович был кроток, богомолен... Грехи отцовы отмаливал! А как стал умирать, эти собаки в Кремле забыли его даже в монашеский чин постричь! А над его тятей постриг посмертно совершили!
- Ишь чего?.. - шушукались в толпе. - Как это он, «собаки в Кремле»! И не боится!
- Он юродивый. Ему можно...
- А я слышала, что царь Федор в тайное монашество был пострижен... - заговорил монастырский священник. - Царем-иноком он был...
Услышав последние слова, юродивый недовольно посмотрел на священника. Дескать, откуда тому знать. Кто, в конце концов, юродивый?
- Кем бы он ни был, нету его, - продолжил гость. - А вот Бориско троном завладел обманно! Когда постельничьим был - травил Ивана Грозного! После одного сына его в Угличе зарезал, а другого со света сжил! Убийца и вор он! И кто ему присягнул, крест целовал - тот тоже преступник!
...Звеня цепями, юродивый ушел ближе к вечеру. В его котомку будто незаметно матушка-игуменья положила калачей, проводила гостя до ворот.
Затем еще долго смотрела вослед, крестила его.
-
Может, просто так совпало, а, может, юродивый не тем проговорился, но через четыре дня у стен монастыря появились нищие.
Своим видом они напоминали ожившие скелеты: все худые, со впавшими полубезумными глазами. Одеты были в рваное тряпье, вонью от них разило даже через монастырскую стену.
Жалобно просили покушать.
Ошибкой Матушки было то, что она стала раздавать хлеб. Если бы запасы спрятала так, чтоб свои не догадывались, сколько зерна осталось... Если б посылала послушниц по ближним селам и городкам просить подаяния, глядишь бы - обошлось... А так, раздала хлеб, который был совсем не лишним. Накормить удалось всех, но отнюдь не досыта. Повторить подвиг Христа с пятью хлебами не получилось.
Но по окрестностям пошел слух: в женском монастыре хлеба так много, что раздают просящим.
И уже через пару дней возле ворот появились сотни голодных.
- Кипятка им на головы надо, окаянным... - посоветовала монашка-келарша, бабка ушлая.
- Не сметь! - распорядилась игуменья. - Ибо каждый из них - богоносец.
Келарша пожала плечами, но нашла два казана побольше, велела натаскать под них дров да воды.
Матушка же ополовинила порции послушниц и монахинь.
- Будем жить молитвой да постом, станем питаться снытью[1]... Господь нас не оставит...
Но стало ясно: даже если раздать весь хлеб - хватит не всем.
Ворота открывать не решились, со стены спустили корзины наполненные снедью.
Предосторожность оказалась нелишней: вокруг еды нищие тут же подрались. Блеснули ножи: на хлеб упала чья-то кровь. Это не помешало съесть его до крошки.
И что самое досадное, покончив с подаянием - нищие не стали уходить, а расположились недалеко от ворот. Когда стало темнеть, часть все же двинулись в брошенную деревню, оставшиеся разожгли костер.
В монастырских кельях той ночью спалось плохо: нищие напоминали о себе стенанием и плачем. Утром они ушли в деревню, оттуда появились выспавшаяся смена, коя по приходу тоже начала рыдать и просить хлеба.
Матушка взошла на стену. Толпа затихла, ожидая подаяния. Но вместо этого услышали:
- Хлеба больше нету... Идите с Богом...
Ответом ей был новый стон, громкий, почти звериный:
- Отпирай ворота! Мы проверим!
- Да врет она все! Сами на зерне, поди, сидят! А народ православный от голода дохнет!
- Мы будем молиться за вас, - сообщила матушка голодающим.
- Дай лучше нам пожрать, стерва!
Не говоря более ни слова, игуменья спустилась во двор. Келарьша велела Варьке разжечь под казанами огонь. Настоятельница прошла мимо, приказ не подтвердив, но и не отменив.
- Что будет... Что будет... - бормотала испуганная девчонка.
- А ничего не будет, - успокаивала келарьша послушницу. - Постоят, да пойдут по Руси. А не пойдут - тут и помрут. Морозы посильнее ударят - никого не станет...
-
Хотя вечером светило солнце, вечером, уже в темноте ветер незаметно натаскал облака. Ближе к полуночи громыхнуло. Тяжелые капли упали на монастырскую крышу.