За глазами говорили, что в гробу Лукьян повредился рассудком, вот и не спит теперь. Сам же Лука по этому поводу скалил зубы и говорил, дескать, под землей он отоспался на всю оставшуюся жизнь.
За Кривозубым появилось новое прозвище: Бессонный или попросту Бессон.
И действительно: в брошенной деревне Лукьян просидел у костра почти до рассвета. Затем поднялся, обошел посты. Без разговоров, зарубил двоих заснувших сторожей. После чего вернулся и прилег часа на два.
Спал ли он в это время - никому не ведомо.
-
Утром Бессон постановил: негоже ждать милостей от природы и монастырь надо брать приступом.
- В монастыре блуд! Бабы с бабами живут! - вещал Лукьян. - Я поведу вас!
Холопы смотрели в лицо нового вождя. Тот не отводил взгляд.
И будто все в нем было ладно. Лицо словно располагающее, не побитое паршой оспин, без шрамов. Большие голубые глаза, взгляд открытый, пшеничного цвета волосы, широкий лоб.
Он постоянно улыбался, излучая уверенность в себе, был весел, будто голод его совершенно не трогал. Его зубов никогда не касались клещи зубодера... Впрочем с зубами имелся маленький изъян. Один из верхних резцов был заметно больше остальных зубов.
Тут же проголосовали. Штурмовать монастырь согласились почти все, кроме троих.
Их Бессон велел тут же убить. Ибо, - заявил он, - в отряде должно царить единство.
Рано утром вышли к монастырю.
Еще вчера это был сброд голодных, злых да безграмотных крестьян. За ночь они не сделались ни умней, ни сытнее. Зато злоба сплотила их, превратила в шайку.
Бессон потребовал не просто хлеба - потребовал открыть ворота. Получил отказ.
Кивнул скорее удовлетворенно.
Ушли все - даже те, кто стенал около ворот.
Почти все монахини шептались: не могли холопы так легко отступить. Это не к добру... Впрочем, уже давно ничего к добру не происходило.
И действительно: не прошло часа, как из леса снова появились нищие.
Первый штурм удалось отбить сравнительно легко.
Голодранцы ударили скопом по воротам. На руках несли таран из ствола срубленного дерева.
- Вас ведет антихрист! - увещевала настоятельница. - Порченый! Где вы видели порченого ангела?! Ангела с разными зубами?!
Нищие не остановились. Они никогда не видели ангела с разными зубами. Впрочем, ангелы с одинаковыми зубами им пока тоже не встречались.
- Остановитесь! Я прокляну вас, отлучу от церкви! Ибо сказано у Матфея: «Тогда, если кто скажет вам: «вот, здесь Христос», или «там», - не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить...»
Свистнул выпущенный из пращи камень. С разбитой головой игуменья упала на колени.
Бунтари добежали, успели ударить по воротам: раз, другой, отбили несколько щепок. Заскрипели доски, петли. Но тут же на атакующих полетели камни, а затем выплеснули казан с кипятком.
От тарана голодранцы рванули во все стороны, вопя и ругаясь.
Кто-то визжал так, что закладывало уши: услышав шум воды, он посмотрел наверх. И теперь вопел, схватившись за ошпаренную голову, за обожженные глаза.
- Ну, погодите, ведьмы! Я до тебя доберусь! - грозил кривозубый с безопасного расстояния.
Второй штурм начался уже в сумерках: в монастыре сестры, не дежурившие на стенах, собрались на вечерню. Молились о спасении, о даровании разума заблудшим за монастырской стеной.
Заблудшие себя таковыми не считали, и на отсутствие разума не жаловались. Хотя последний у них работал в ином направлении.
Время между штурмами было занято работами - рубили лес, драли кору.
- Сказано в Святом Писании у Павла, - вещал работающим монах-расстрига, неизвестно как взявшийся среди холопов. - «...сам сатана принимает облик ангела света, а поэтому и небольшое дело, если и слуги его принимают вид слуг правды, но конец их будет согласно с делами их».
Затем молил не то небеса, не то иное место о победе
И поднявшись с колен, смутная рать, снова пошла на монастырь.
Будто опять вела атаку на ворота. Да только теперь шли под прикрытием пехотной «черепахи»: рамы из веток, на которую набросали еловых веток, тряпье и шкуры, обмазанные грязью.
Передвижной шалаш двигался небыстро, и в монастыре успели поднять тревогу. И снова в наступающих летели камни, полился кипяток, даже будто кто-то вскрикнул внизу.
У ворот подобрали таран, под прикрытием черепахи ударили по воротам: раз другой. Было видно, что народу под шалашом меньше, чем во время прошлого штурма. Может, потому, что под укрытием народу помещалось немного. А, может, идти в бой было уже некому. Те, кто дошли, лупили тараном не шибко сильно, словно уже обессилили. И в монастырском дворе казалось, что ворота не ломают, а кто-то пусть и большой, но уставший, стучится в двери, просится войти.