В котле варился бульон.
Рядом лежала мертвая монахиня. Ноги ниже колена у нее не было.
Вокруг костра сидели казаки и холопы. Мимо них нельзя было пройти незаметно. И Варька остановилась в тени у колонны.
Ее заметили, но по одежде приняли за своего.
Кто-то протянул ей миску:
- Садись, паря... Поешь... Хм... Что называется - От святаго духа!..
Говорящего сидящие у огня разбойники поддержали хохотом: слишком громким и слишком натужным, чтоб быть настоящим. Казалось, они сами в ужасе от содеянного и пытаются смехом разогнать страх.
И не просто людоедствуют, а принимают какое-то бесовское причастие. И побеги кто сейчас от этого казана с человечиной, догонят и убьют, как чужака.
Варе подали миску с варевом горячим, от которого шел такой запах, что желудок начинал крутиться, старался выскочить наружу. Но разум твердил: не сметь, не дышать даже.
Зато иной голосок, вкрадчивый шептал: сделай глоток - и тебе станет лучше, теплей, сытнее... Да и если не съешь - так узнают в тебе своего врага. Придушат и тут же в этом казане сварят. И хорошо, коли сразу придушат...
Варька поднесла миску ко рту. Посуда приятно грела руки.
Я только сделаю вид, что пригубила, - оправдывалась про себя Варька. - Пригублю, но есть не буду.
Варево было грязно-серого цвета, под пеной будто плавало что-то.
Бессон порылся за пазухой, достал узелок, размером с кулак, замотанный в тряпицу.
- Человечину жевать лучше все же хлебом закусывать... И сольцы бы не помешало... Что хлеба нет - уж не обессудьте. А вот соль - угощайтесь...
Рать, собравшаяся у котла, одобрительно загалдела. Эк, какой у них атаман: ничего для своих не жалко!
Лишь монах-расстрига будто стал поучать.
- Негоже мясо вкушать в пост. Паче, ежели это мясцо - человечье!
Ему дали добавки, и он замолчал.
Бессон обвел взглядом свое войско. Чтоб укрыться от его взгляда, Варька чуть не с головой залезла в миску. Немного бульона попало в ее рот. Варево было теплым, чуть сладковатым на вкус и необычайно вкусным.
Произошло что-то непонятное: горло сжал какой-то спазм, а когда он отпустил, оказалось, что бульон уже внутри.
Варька ожидала, что ее вырвет - но нет, тело не собиралось возвращать свою добычу. Тепло и легкость разливались по телу. Варька никогда бы не подумала, что от одного глотка может так полегчать...
- Вот что, братья... - продолжал Бессон. - Надо уходить нам отсюда. Чем быстрее и чем дальше - тем лучше. Монастырь нам не простят, поймают и колесуют. А то и придумают чего повеселей, так что четвертование покажется смертью сладкой...
- А что делать? Куда идти?
- На Москву! - постановил Бессон. - Там, говорят, царь Бориско открыл свои амбары.
Чтоб не искушать себя, Варька опустила чашку долу.
И совершенно зря.
- Эй, да я тебя знаю! - воскликнул Кривозубый. - Это монашка здешняя, недорезанная! Вали ее, хлопцы!
Но Варька оказалась быстрей. Миску с горячим бульоном выплеснула в лицо потянувшемуся было к ней бандиту. Вскочила на ноги, кто-то попытался ее схватить, но поймал только воздух, сшиб шапку с головы Варьки.
Послушница рванула со всех ног по коридору. За ней тяжело загрохотали башмаки нищих и казацкие сапоги.
Скатилась по лестнице. У крыльца стояли казачьи лошадки - расседлать их после штурма забыли. Варька запрыгнула в седло, ударила лошадь коленями по бокам. Еще четверть минуты - и пролетела через открытые монастырские ворота.
- Догнать девку! - орал Бессон. - Придушить дуру! Вернуть моего коня.
Двое холопов запрыгнули в седла и лошади сорвались с места.
Куда бежать? - стучало в голове у Варьки.
В деревню нельзя, там еще могли быть холопы.
В другую сторону?
Но старый мост сейчас стоял бесполезным над былым, высохшим руслом реки. Новый за голодом как-то не успели выстроить - пользовались бродом.
Река разлилась, и ночью там сам черт ногу сломит.
И, прижавшись к гриве кобылы, Варька помчалась по узкой тропинке к хате отшельника.
Из леса шипела разбуженная цокотом копыт нечисть. Но Варька била коленями по груди жеребца: быстрее, быстрее, выноси меня отсюда. Не до нечистой силы...
В лесу преследователи чуть отстали - дорога была им неизвестна, потому лошадей не торопили.
Когда-то, пройденный в первый раз, этот путь показался Варьке чуть не длиннее жизни. Позже стал привычным, обыденным, коротким. В ту ночь девчонке показалось, что лошадь пронесла ее за мгновение ока. Вдохнула в монастыре, а выдохнула уже у хижины отшельника.
Уже спрыгивая на землю, подумала: разве старик сможет ей помочь, защитить. И будет ли пытаться? Может, безропотно покорится воле Господней?