- Что, сын, устал...
- Раны болят...
- Ну, отдохни тогда, - отвечал старик, а сам рыхлил землю дальше.
Более за работой не разговаривали, разве перебрасывались парой-тройкой самых необходимых слов.
Хоронили до самого заката, ужинали при свете лучины в сторожке около монастырских врат.
Тогда и поговорили...
-
- Ты ведь за ними пойдешь? - спросил старик. - За Лукьяном?
Даже в полумраке от глаз Иеремии становилось не по себе. Но Крысолов выдержал, ответил таким же смертельным взглядом.
Обычно нечувствительный к чужим жестокостям Крысолов сейчас был зол: ладно, воры убили пристава, мытаря, перерезали обоз... Но монахинь-то, баб почто убивать?.. Всякой чаше терпения есть мера, и сколь не глубока она была у казака, сейчас ее переполняло.
- Пойду... - ответил Крысолов. - И глотку ему перережу. И постараюсь сделать это не в честном бою, а когда он спать будет.
- А...
- И с его дружками я так же сделаю... Со всеми, кто мне подвернется. Праведников там не будет. Или желаешь меня переубедить?
Старик покачал головой:
- Узнаю себя в молодости. Только не суди, да не судим будешь. Над всем - Божий суд.
- Не-ка. В Писании сказано также: «Око за око, зуб за зуб». Засим, люди им убитые и монастырь должен быть отомщен!
- Видишь ли... Око за око, зуб за зуб сказано не о том, что непременно надо мстить. Если не можешь не мстить - отомсти. Да только при этом чтоб без излишеств. Если тебе выбили один глаз - незачем ослеплять врага. Если выбили зуб - не стоит ломать челюсть... А Христос вообще говорил подставить другую щеку.
- И что?
- У всех грех разный. А ты все одно: ножом по горлу. Может, кто только прибился к ним... А ты его...
- Нет. Это как чума. Пожалеешь огня - только хуже будет.
- Куда уж дальше... Миру так не хватает добрых дел...
- Всему свое время. Если я их пришибу - вот моя польза и будет людям.
И мне доход - про себя подумал Крысолов. Но промолчал.
Замолчал и Иеремия - задумался о чем-то.
- Так ты при монастыре жил?..
- Не-ка. - ответил старик. - Я в пустыне спасался. Чем дальше от людей - тем ближе к богу. А сейчас думаю - а чего я засиделся? Пойду я на юг, сперва в Киев - мощам святых старцев поклонюсь. Потом на Афон, жив буду - и в Иерусалим... Времена и лета мои такие, что каждый год последним может быть... Хочу тебя одну вещь просить.
- Проси...
- Наверное, ты встретишь девчонку, Варьку... Помоги ей чем сможешь.
- Она из этого монастыря?
Старик кивнул.
- И она погналась за Лукьяном? Нет, я ей ничем не помогу. И вообще - за дураков ручательства не беру...
- Она бежала в иную сторону. Только все равно - судьбу не обманешь.
Встреча с Клементиной
Грязь уже взялась комьями, лужи покрылись тонким льдом, и Варька порой наступала на корку. Она хрустела под ногами. Значит, лужа не промерзла, мороз небольшой.
По дороге Варька брела, куда глаза глядят. Дорога эта, как говорили люди, шла на Смоленск. Делать там девчонке было нечего, но с иной стороны до Смоленска она бы все равно не дошла бы, померла... Ну а если все равно помирать - не все ли равно куда идти?.. Нельзя только останавливаться. Жива - пока идешь. Ляжешь передохнуть у дороги - больше не подымишься.
...Из монастыря Варька побрела к себе домой, надеясь, что отец родный не прогонит. Но в бывшем тятином доме лишнему рту были не рады. Да и батюшку своего она не застала: еще весной надорвался, да помер.
В хате по лавкам сидело трое детишек, еще один крохотный визжал в колыбельке, подвешенной к потолку. К единокровным братьям и сестрам Варька ничего не чувствовала. Те тоже ее забыли и не узнавали. Мачеха жаловалась Варьке на голод, говорила, что двух детей уже схоронила, и сколько остальным жить - неизвестно.
- Новорожденный твой братик единокровный... Не вынесет зимы-то... Молоко у меня пропало. А где ж ему взяться, коль я сама два дня не ела?.. Я б жилы взрезала, кровушкой бы ее своей поила! Да только кровь не молоко.
Варька кивнула: и правда, не молоко. Из оставшихся дорожных припасов большую часть отдала мачехе, да пошла прочь, даже не зайдя к отцу на кладбище.
Вернулась, было, к монастырю, думала увидеть Иеремию, просить хоть на коленях, чтоб не гнал... Но Иеремия ушел, бросив свой домишко, а в монастыре больше не осталось никого и ничего. Лишь свежие могилы намекали на то, что здесь произошло.
Одну ночь Варька провела у себя в келье, но не выспалась ничуточки. Похолодало, но это было лишь меньшим из зол: в монастыре было пусто и от того - еще более страшно. Выл ветер, где-то хлопала ставенка, но звук получался такой, словно кто-то в чугунных сапогах обходит монастырские коридоры.