Действительно, когда с клетки сняли полог, в нем оказался растрепанный комок перьев, который выглядел как нечто среднее между голубем и петухом.
И стоило эту беднягу везти за тридевять земель, в этот холод.
- Здравствуй, птичка... - из жалости поздоровалась Варвара.
То, что произошло после, ошарашило девчонку так, что она едва устояла на ногах. Птица повернула голову, осмотрела Варвару сперва одним, а после другим глазом и произнесла трескучим, но, несомненно человеческим голосом.
- Guten Tag, Dummkopf!
- Что это с ней?..
- А это птица басурманская, ученая! Папугой кличут! Обучена немецкому языку! - пояснил Степка.
- Halt die Fresse![1] - ответил попугай.
- А чего он говорит?
- А шут его знает, - ответил Степка.
Клементина почему-то покраснела.
-
...Когда-то эту птицу будущий барон взял как трофей на одной испанской пинасе, и к твари этой привязался, хотя и не удосужился ей дать имя. Но как-то от заезжего студента бывший пират узнал, что подобные птицы живут лет по сто, а то и более. Мысль о том, что это пернатое его переживет, оказалась нестерпимой. И с первой оказией диковинная птица была услана из замка - ее следовало отдать в подарок кому-то в Москве.
Кроме птицы в дар потенциальному зятю барон собрал по замку всякую рухлядь и мусор: карты, оставшиеся со времен каперства, книги, которые завалялись от прошлого хозяина.
Еще вместе с замком барону достался не то чернокнижник, не то ученый - старик древний и дряхлый. Он то и дело что-то жег, перегонял в подвале одной из башен. Барон думал спровадить и его, но решил иначе. В подвале, конечно можно было освободить немного места, но старикашка запросто мог помереть в дороге. Потому на Русь отправилась продукция его перегонных кубов и дистилляторов - порошки и вытяжки, лечебные притирания и ядовитые мази.
Клементина рассказывала Варваре о своей родине, о странах, куда плавал ее отец. Варваре больше всего нравился рассказ о дивной далекой стране - Британии, куда нет дорог, а попасть можно только по морю. И этой сказочной, могущественной страной правит мудрая царевна-дева. И все тамошние бояре, храбрые британские ушкуйники, именуемые пиратами, приходят к ней на поклон. Наверное, в этой стране бабам живется лучше всего.
Ответно Варька сказывала сказки, которые когда-то слышала от своей матушки. Рассказывала про Медведя Потаповича и Зайца Ивановича, про нечисть лесную, про кикимору злую, про водяного деда, да его дочерей - русалок, девок веселых, но холодных, про разорви-траву, про Иван-да-Марью, и про дивный цвет папоротника, что является лишь в одну ночь.
И дивное дело: в горницу, послушать ее сказки приходили послушать казаки: люди лихие, опасные, но, видно, не получившие своей доли ласки, матушкиных чудес и сказок.
- Горазда девка врать! - хвалил ее Зола.
За веником мышка грызла сухарик. Горела лучина, угольки падали в ушат, с шипением гасли. Огонек отражался в воде, дрожащие блики падали на стены, на потолок. Оттого в горенке было неуверенно и в небылицы верилось охотней. Под неторопливый сказ каждый занимался своими делами. Вышивала Варька, вязала Клементина, свою саблю правил Зола, чистил ружье, стрелок. Сидящий в темном уголке казак с ужасным лицом из поясного чехла достал саамский нож, поднял чурбачок, и принялся его строгать. Варьку его уродство уже не пугало. Она знала: зовут казака Ванькой, а по прозвищу он Немой, потому что у него нет зубов и языка.
На пол ложились ароматная еловая стружка.
- Колдовством занялся? - спрашивал Немого Зола. - Ужо я тебя сдам.
И грозил кулаком.
Ответно Немой не то улыбался, не то зло кривился, понять это по его изувеченному лицу было нельзя.
Наслушавшись досыта, казаки расходились почивать. Укладывались спать и девчонки. Тяжелым платом накрывали клетку с попугаем. Тому это не нравилось, и голосом старого пирата он кричал уже из-под ткани.
- Leck mich am Arsch![2] Taler! Taler!
...Подобравшиеся в темноте к окошку тати отступали. Если у этих людей птица разговаривает человеческим голосом, то что же они сами творят?.. Колдуны, не иначе. А с ведьманами связываться - себе дороже.
-
Может статься, по их навету поглядеть на приезжих зашел и здешний староста. Осмотрел диковинки, покормил попугая.
- Ich fick euch Hurensöhne![3]- заметил тот, подбирая брошенные сухарики
- Ну, это, конечно, вряд ли... - благодушно ответил староста.
Он мельком взглянул на баронессу и ее служанку, смерил взглядом Немого, поперхнулся, нарвавшись на ответный взгляд, притом, что казак занимался довольно мирным делом. За медную монетку у хозяйки корчмы Иван купил охапку разноцветных лоскутов, достал нитку и иголку, сейчас что-то сметывать.