- Тихо, девка, я тебя не режу... Пока...
И улыбнулся беззубым ртом довольно похабно, так что стало ясно: уж лучше бы сразу зарезал. Но вдруг его окликнули:
- Эй ты!
Разбойник обернулся и увидел стоящего в десяти шагах Золу. Тот держал в руке тяжелый двуствольный пистоль. Только вот дела: фитиля у него не горели, а чего опасаться пистолета с незажженным фитилем. И действительно, когда казак первый раз нажал на спуск, что-то щелкнуло, но ничего не произошло.
Тогда грабитель улыбнулся пуще прежнего и с криком бросился на Золу.
Это была его ошибка: с десяти шагом Емельян мог бы промахнуться, но когда он уже чувствовал чесночное дыхание врага, то нажал на второй спусковой крючок. Шток освободил подпружиненное колесо. То, сделав почти полный оборот, выбило из кремня сноп искр. От них порох на полке сгорел в мгновенье, поджег тот, что был в стволе.
Пистолет выплюнул огромную пулю, размером с крупный желудь.
Разбойник остановился, задумчиво глядя на дыру, возникшую в его груди. А затем рухнул лицом в грязь.
Бой уже заканчивался - атака была отбита, казаки Золы добивали раненых врагов.
Вот одна чудом уцелевшая баба рванула к недалекой роще. Зола с земли поднял серп, метнул его: баба запнулась на полушаге, упала в снег.
Все было окончено.
-
Победители прохаживались по полю недавнего боя. От них валил пар, и теперь стоило остыть неспеша, под теплой одеждой. А то ведь захвораешь, помрешь...
Саблей Зола раскрыл одежды лежащего на земле тела.
Кивнул:
- Надо же, действительно баба...
Одетый в фелонь, похоже, действительно был священником. Кроме одежды у него имелся крест и молитослов.
Вообще походило на то, что жители какой-то придорожной деревушки собрались на совет, где решили, что крестьянский труд прокормить не может, а вот грабеж на большой дороге хоть и опасней, зато куда прибыльней...
И вроде бы идея с похоронами была неплоха: она позволяла приблизиться, даже смешаться. Но бой на дороге снова показал превосходство профессионалов над аматорами. Несмотря на неожиданность, из двадцати нападавших не выжил никто. Но и потери отряда Золы были чувствительны.
У костра пересчитались: двое убитых, третий - на последнем издыхании. Его снесли в карету, и теперь над ним колдовал Немой, но шансов на то, что раненый доживет хоть до полуночи, было мало. Почти все остальные были ранены.
- И баронесску пришибли, - заключил Зола. - Сплошные убытки. Что делать будем?
- Ты атаман - тебе лучше знать.
- Если бы я знал, то не спрашивал.
Захныкала Варька: ей было безумно жаль Клементину, еще было жальче той жизни, за которую она ухватилась, сев, что называется не в свои сани. Она была нужна покойной, пусть как каприз, как служанка, как игрушка... Пусть хоть как, но была нужна! А зачем она казак, как есть - погонят.
- А-ну цыц! - гаркнул на нее Зола. - Всем заткнуться! Атаман думать будет...
Разговоры срезало, как ножом. Перестали стонать даже раненые.
Зола задумчиво стал утаптывать снег возле саней. Выглядел сурово - никто не решался прервать его размышления.
Разгром конвоя сулил убытки в сотни рублей.
- Значит так, - наконец распорядился Емеля и сурово посмотрел на Варьку. - Тебе - переодеваться в баронеску! Покойных всех с дороги убрать! Хоронить не будем - некогда!
- Своих, может, закопаем?.. - робко предложил кто-то. - Негоже так...
- Я сказал: всех! Будем в Москве - закажем заупокойную.
- Да какая из нее царева невеста? - возразил казачок, кажется по имени Фалалей. - Это у покойницы что стать была королевская, что повадки. А эта - за версту видно, что наша, Фекла... Такой не на Москве сидеть, а капусту квасить!
Варьке стало обидно до слез, она сглотнула комок, ставший в горле. Но слезы она утерла, выпрямилась, стала будто выше.
- А коли птица басурманская на нас наябедничает? Чего тогда?
Фалалей кивнул на клетку с попугаем, которого из саней на время вынесли.
- А мы ей прямо сейчас башку открутим! - крикнул кто-то
Попугай словно почувствовал что-то неладное и смотрел на людей, нахохлившись и с подозрением.
Зола покачал головой:
- Не сметь. Толмача нашего пришибли. Попугай тут единственный, кто говорит по-немецки. А девке надо изображать немку - пусть хоть немного научится... Писать, читать она конечно не умеет... Но то хрен с ним, у нас цари и бояре не пишут... Для того дьяки и писцы имеются...
- Я умею... Я в монастыре обучена... - шмыгнула Варька.
Пусть знают, что и она не лыком шита. Но ее слова едва были замечены.
К костру подошел Немой, печально покачал головой, присел поближе к огню.