[4] Грудень - декабрь.
[5] Тесло - вид топора с лезвием, закрепленным поперек рукояти. В украинском языке от этого инструмента произошло наименование плотника: «тесля» или «тесляр».
Смутная рать
...По московской земле нехорошие вести идут.
Подлые людишки, которые из-за голода сбежали от своих хозяев, ушли в леса, сгуртовались, сбились в шайки и теперь казачат, живут грабительским промыслом. Образовалось гнездо вольностей чуть не под Московскими стенами. С кистенем да самострелом чудят холопы, к ним с шашками и даже пищалями идут обнищавшие дети боярские.
По Кожуховской, по Хомутовской, по Можайской или по Тверской дороге спокойно не проедешь. Нет покоя путнику: за сто верст добраться без злоключений - уже счастье. От лютых людей даже иночий клобук не спасет. Сильного если перевстретят - возьмут числом или подлостью: саданут из кустов из самопала. Слабого и бедного сделают еще беднее и слабее, а то и мертвее. Гонцу две надежды - на Господа и быстрые ноги скакуна.
Да и тем, кто в деревнях живет, в слободках - не на много легче. В таких местах днем закон, может, и государев, а ночью - воровской. Богатому можно за забор, за охрану укрыться, а бедняку на кого надеяться? Лишь на себя.
Оглянись назад, путник, только осторожно: может, за тобой на мягких кошачьих лапах крадется жопа.
Известно давно: дурная слава идет звонче и дальше, нежели добрая. Потому далеко от Москвы ходит молва об атамане Хлопке Косолапом. Его людям человека убить - что в ладоши хлопнуть. Невелика его рать - сотни две, поди, наберется. А ты ж пойди его, излови по чащобах и на узеньких тропках. Из-под удара конницы уйдут брызгами, да снова соберутся в потаенном месте.
Но Хлопок, говорят и сам прост, потому как из холопов. Убивает без затей: шестопером в лоб - хлоп, и душа грешная - вон из тела. Умирать никому не хочется, но смерть такая по крайней мере легка.
А вот, сказывают люди, появился в Подмосковье смутная рать. Атаман шайки на белом жеребце, а тот - что молния. Летит быстрей стрелы и почти вровень с пулей. Еще, говорят, атаман злой, словно сам сатана. Пощады не ведает ни к бабам, ни к малым детям. Если при налете поймает чью-то жонку на сносях - так сам ей пузо разрежет. Зачем? Кто говорит, чтоб плод не выжил и не отомстил. Кто сказывает, что атаману просто любопытственно, как там все устроено.
Даже к своим разбойникам жесток. Сказывают - набрал он отребья распоследнего, кормил его. Теперь бросает он их в самое пекло, а тех кто побежал - пришибает самолично. Зато тем, кто после полудюжины таких налетов выживет - сам черт не брат. Такие от стрелы увернутся, с кулаками против бердышей пойдут и победят.
Раз послал атаман своих душегубов с одними кистенями против обоза с татарскими гостями. Татарва крымская, - сказывают люди знающие, - неробкие ребята. А все равно дрогнули, нехристи, попятились и сгинули все до единого.
Или вот тверского палача они поймали: руки отрубили и куда-то дели. Видать, Лукьян еще и ворожбит, ибо всем известно, что рука палача в колдовстве - не последняя вещь.
Только все одно, удавалось кому-то укрыться, сбежать да выжить, а после рассказать другим, что довелось перенести.
И вот уже по городкам и волостям разошелся опасный лист, описывающий приметы атамана. Все было в нем средне и неприметно: хватай любого и восемь из десяти примет подойдут, словно шапка, сшитая на заказ у хорошего скорняка. Девятая примета, какой-то пустячок вроде цвета волос мог и не подойти, но все это было безделица перед последней. Меж губ, - гласило письмо, - у разбойника имеется приметный зуб, который торчит изо рта, даже когда губы сомкнуты.
Уж не понять, отчего Бессон берег эту примету: любой захудалый зубодер справился с этой бедой от силы за четверть часа. Была бы дырка в ряду зубов, что тоже примета. Но с такой приметой пол-Руси, поди, ходят.
Может, все дело было в том, что увидав лицо знакомое по слухам и пересказам, народец в страхе бросал оружие, бежал.
Разное толковали...
Крысолов это все слушал, порой подкидывая словцо-другое, просто чтоб не приняли его за доносчика. Кружил вокруг Москвы, проезжал по крупным дорогам, но не чурался узких тропок, почти забытых деревушек, останавливался на ямах, пил горькую с ямщиками - вдруг кто что-то вспомнит. Кормил клопов на пропащих постоялых дворах. Те, как и народ вокруг, тоже голодали.
Недаром звали его Крысоловом, крысобоем. Порой он чувствовал дыхание разбойников, притаившихся в кустах. Но понимал - они не нападут, потому что кишка у них тонка втроем против одного конного, а значит, и сильного. Ответно Крысолов их тоже не трогал - за них было не заплачено, да и времени нет с такой шелупонью возиться. Завяжешься с шушерой - кого-то поважней упустишь.