Перед подъехавшими он сломал шапку, поклонился чуть не в пояс, при этом не спуская с Крысолова глаз. Волосы у него были совершенно седыми.
- Пристав был?.. – спросил Крысолов, спрыгивая с седла.
- Неа, - отозвался крестьянин. – Протрезвеют – будут.
- А ты чего тут стоишь? Шел бы в избу греться.
- Да боязно одному в хату заходить. Тама всех убили. И атамана, и казачат его и девку, и слуг.
- А тебя что ж не убили?..
- Бог упас. Только сегодня утром возвернулся. А они – лежат, кровь парует!..
- Дозволь поглядеть, хозяин. Прими вот за любопытство.
В крестьянскую широкую длань упала шелуха копеек.
В большой светлице действительно стоял густой, приторно-сладкий запах крови. Мельник пошатнулся, чуть не бросился к выходу, но выдержал, устоял, вытащил платок, надушенный венгерской водой, и далее дышал только через него.
- В кровь не вступи, - предупредил Крысолов. – Не наследи.
На полу комнаты лежало семеро. Кто-то, сидя на лавке, уткнулся лицом в столешницу, словно уснул во время пиршества, кто-то лежал на полу, раскинув руки. Один завалился под стол, другой - калачом жался в угол, будто хотел там спрятаться.
- Хороший удар, - оценил Крысолов распоротую глотку.
- Так что тут было-то?.. – спросил Мельник.
- Да все просто. Бессон с сотоварищами заехал на огонек к другой шайке воров. Повздорили, чего-то не поделили. Сперва вот этого убили, плюнули в рожу жеваной шелухой от семечек, и, как говорит, мой друг: «Пошла веселуха».
- Где ж они все поместились? Убито семь, а сколько убийц было? Десять? Двадцать?
- Трое. К конюшне три пары следов идет. Двое ранено, но не тяжело…
На столе меж бутылок лежали игральные кости – видать играли в зернь или что-то наподобие. Еще стояло блюдо с запеченным в углях мясом, начатое, но изрядно недоеденное. Мельник в нем не увидал подвоха, зато Крысолов его почувствовал сразу. Внимательней осмотрел убитых мужиков – те были убиты, но не изуродованы.
Через низенькую дверь Крысолов заглянул в соседнюю комнату, - в спаленку. Так и есть: говорил же селянин про девку.
На простынях лежала голая девушка. Как и все в этом доме была она мертва. Она не захотела гнуть в поле спину, в поте лица зарабатывать хлеб свой, а прибилась к разбойникам, торгуя своим расположением. Но, даже умерев, она не выглядела разочарованной в своем выборе: будь она праведной, может статься, подохла бы от голода еще в прошлом году.
При жизни она была прелестна, да и смерть не шибко успела испортить ее красоту. Темные волосы, черные густые брови, над карими, подернутыми поволокой смерти, глазами. Курносый носик, маленький ротик – обычно у таких девушек при жизни был тонкий, звонкий голосок. Стройная фигура, налитая, но небольшая грудь с крупными сосками. Под левой грудью будто родинка – рана. Она казалась несерьезной, но Крысолов понял: именно она стала причиной смерти. Ее любовник ударил резко, неожиданно – она умерла мгновенно, не поняв, что ее убило. После кинжал остался в ране, и просочилась лишь струйка крови, собралась в пупке, стекла по тонкой талии.
Куда страшнее выглядела другая рана: ниже бедра одна нога была обрублена. Именно мясом с нее пировали в соседней комнате.
- Ужас… - пробормотал из-за спины Мельник. - Как говорил Иоанн Иоаннович своему отцу, Ивану Грозному: «Папа, вы меня просто убиваете».
- Вот это, видать и не поделили. Девку в зернь проиграли, а Бессон ее после соития и уходил… Только вот зачем?.. Покойные видать, взбеленились, мол не было такого уговора убивать… Ну а ногу оттяпали потом.
- Ад. Чистый ад… Ад следует за Бессоном.
- Ад не следует за ним... Он следует в нем...
Крысолов пошарил по дому еще, но ничего не нашел, чем остался недоволен. Лишь приложился к бутылке с самогоном, коем прополоскал зуб, а выйдя на улицу – выплюнул в снег.
- Зуб болит… - пожаловался он, запрыгивая в седло.
- Так съезди к нашему колдуну. Он зубья хорошо заговаривает, – ответил крестьянин.
- Колдун? У вас есть колдун?..
- А то! Нечто мы совсем дикие?.. Вы перепутье проезжали? С деревом и черепом?.. Вот к нам направо, а к нему – налево.
-
…Налево от черепа, за леском, как водиться, у другой речушки лежала деревушка. Река делила ее на две неравные части: на горушке лепились дома крестьян, с другой стороны русла, стояла изба колдуна.
- Живет и не хоронится, - удивился Крысолов. - Вот был случай, в одной деревне самого умного, который считать умел… Ай, да я тебе это уже рассказывал. А тут надо же – колдун, настоящий и ничего ему не делают.
- Боятся?.. – предположил Мельник.
Подъехали к избе. Стояла она на низком бережку, и чтоб ее не затапливало, была срублена на четырех пнях, каждый почти по грудь Крысолову. Из-за корней, которые вылезли из-под земли, пни казались похожими на лапы какой-то громадной птицы.