Но до того ли Крысолову? Мир сходит с ума, сколько существует, и многие находят это весьма выгодным. Хочет человек выбросить на мусор деньги - его право. Надобно только направить, на какой именно мусорник.
- Остался один вопрос... - заметил Крысолов.
- Какой?
- Сколько ты заплатишь?..
[1] Немцами называли не только обитателей Германии, но и всех, кто не разговаривал на русском языке, был на нем нем.
[2] В августе. Хотя латинизированные названия месяцев пришли из Византии чуть не одновременно с христианством, старославянские названия оставались в ходу у простонародья и встречались в письменных источниках даже при ранних Романовых. В украинском, белорусском и некоторых других языках остались почти без изменений.
[3] 20 сентября. Здесь и далее даты для удобства даны по Новому стилю. Разница между Григорианским и Юлианским календарем на начало XVII века составляла удобные 10 дней. Чуть сложней обстояло дело с летоисчислением, кое велось на Руси от сотворения мира, датированного 1 сентября 5509 до н. э.
[4] Арина Журавлиный лет - 1 октября.
Монастырская жизнь
Келарша размахнулась молотом, ударила по заложенной стене - камни рассыпались тут же, с одного толчка, словно уже давно ждали этой минуты. Из кельи ударило затхлым смрадом. Монахиня отставила молот, вступила в пещеру. Варька с факелом замешкалась и келарша ее окликнула:
- Ну, где ты там? Заходи уже!
Покойная лежала на земле - где-то посередине между ложем, вырубленным в стене и проемом. Казалось, шла она к щели с чашкой, но силы оставили. Она ползла, да последний свет померк...
- Восемь лет она тут жила, - доносилось из сумрака. - Сама пещеру вырыла, зашла, а за собой свод заложила. Маленькую щелку внизу только оставила - чтоб ей еду подавали и питье. А в один день чаша нетронутой осталась - знать преставилась затворница... Ну подождали мы денек и последнее окошко заложили.
Варька сделала первый вдох в келье - и запах чуть не сбил ее с ног. Она качнулась, за ней качнулся факел и едва не потух в затхлом воздухе.
- Чего там такое? - спросила старуха.
- Пахнет...
Келарьша покачала головой:
- Так сразу и скажи: воняет!.. А ты что думала, здесь будет ландышами пахнуть?
- Я думала, коль человек затворник, святости великой, так плоть его в миро должна обратиться.
- Это да... В миро и никак иначе... - задумчиво проговорила келарша. - А я так скажу: смерть смердит. Сколько крипт открывали - везде смрад и никакого миро. Хотя и были монашенки праведные. Но праведные они или не шибко - едят они хлеб с гороховой похлебкой. После нее испражнятся фиалками ну никак не получается. А покойница лет восемь не мылась, что съедала, то тут же и оставалось. А тут земля - глина с песком. Все один к одному.
Келарша по-хозяйски осмотрела помещение.
Кивнула:
- Ладно, проветрим, можжевеловых веток надо натаскать... Ладаном покурить - авось дурной запах и уйдет, - указала на угол пещеры. - Выгребную яму засыплем... И гостей можно водить. Тащи корзину...
Послушница метнулась в коридор, словно вынырнула, сделала глубокий вдох. В коридоре тоже уже воняло, но не так сильно.
В поданную корзину келарша принялась складывать кости. При этом Варька смотрела в сторону, размышляя: ежели сейчас ее вырвет, не будет ли это большим непочтением к умершей?..
Келарша успевала же давать указания и пояснения:
- Ты кому светишь?.. Сюда свети!.. Если сестра была праведной жизни, то за три года плоть должна разложиться. Если же нет - останки надлежит закопать еще на два года. И молить Господа нашего за грехи сестрицы. Эта... - келарша осмотрел берцовую кость. - ...будем считать, что праведница. Давай, тащи, девка...
Корзина получилась тяжелой, но ее Варька потащила чуть не с радостью - лишь бы подальше от этой обители праведности. Но на свежем воздухе дело пошло легче. А, может, дело было в ярком дневном свете? Пока останки лежали на полу, они в ошметках рясы все же напоминали человека. Но в корзине, да насыпом, если бы не череп, уже трудно было понять, кому они принадлежали: не то человеку, не то собаке или медведю.
В разбавленном вине кости отмывали от плоти, от пыли, от келейной грязи. Чистые и блестящие, они уже не имели запаха и совершенно не пугали.
Затем кости сортировали по размерам, сносили в костницу. Фаланги ссыпали в ларь такой высокий, что под весом новых останков кости первых покойниц, верно, превратились в муку. Берцовые складывали одна на одну, словно поленницы дров.
Череп келарша оставила последним. Сидя за столом, острым резцом царапала по нему, бубнела себе под нос, сравнивала свою писанину с бумагами: