Но они не были бессмертными. Падал сраженный пущенной из самострела стрелой немец, отправившийся на Русь искать счастье и славу. Получив удар лаской[2] в живот, рухнул верзила-шотландец - католик, сбежавший из Англии от притеснения протестантов. Рядом с разбитой булыжником головой лежал англичанин-протестант из семьи, ранее сбежавшей от католиков.
Православный Христос с надвратной иконы печально взирал на них.
Мельком гауптман взглянул на часы: всего лишь двадцать минут прошло. Зачем их отправили сюда? Просто стянуть на себя разбойников?.. А смысл? Хотел бы он знать, куда двинулись те двое русских...
-
Одетый в неприметное тряпье и с неприметными знаками на одежде, отряд Крысолова пробрался за спины воров. Ударил сзади, немногочисленных разбойников, оставленных при Никитских воротах, выбил. Сами ворота закрыли, заклинили, обрушили тяжелую решетку.
И едва успели.
- Эй, - крикнули из-за стены, со стороны Московоречья. - Чего ворота закрыли? Открывайте!..
- Кто такие? - выглянул из надвратного шатра Васька-Ключник.
У ворот стояла шайка оборванцев с оружием - всего человек пятьдесят.
- Матвей я, Непейвода. - крикнули снизу. - Бессон меня звал.
- Ах, Бессон! Ну с того бы и начинал!
И ударом чекана Васька выбил клин, поддерживающий казан с водой. Полбочки студеной воды рухнуло на шайку:
- Ну что, Матвейка, вот и попил водицы? Приходи в другой раз! Кипяточку налью!
Чуть хуже драка шла у Чемоданова: но его отряд все равно смог запереть и вторые захваченные ворота.
Дело было еще не сделано, но уже перевалило за половину. Положение поменялось: теперь воры оказались в ловушке. Они заволновались, забегали, словно вода в корыте, везде натыкаясь на стены и стенки. Попытались вырваться за ворота: сбили отряд Чемоданова со стены, но решетку поднять не смогли - подъемник был испорчен надежно. Что называется: ломать - не строить.
Ударили по Никитским, но Крысолов легко отбил атаку. А сзади на воров уже наседали царские войска. Прошел час, и, почувствовав, что нажим на каре ослабевает, гауптман повел отряд, но не за стены Белого города, а вперед, вглубь Скородома. За ними выходило подошедшее подкрепление.
Воры сбивались в кучу у бесполезных уже ворот, у деревянной стены. Кто-то пытался ее поджечь, но огонь не брал отсыревшие после первых осенних дождей бревна. Разбойники уже дрались без молодецких кличей: не до жиру - быть бы живу. Зато немецкая рота призывала к мести: за сослуживца-протестанта, за приятеля-католика, за немца неизвестного верования.
Вдруг внутри кучи дерущихся воров Крысолов заметил Бессона: он был все также на белом коне, хотя на шкуре скакуна вполне хватало кровавых пятен.
Было до Луки всего-ничего: шагов двести. Имелся бы под рукой хороший штуцер и время его как следует зарядить - и все закончится в ту же минуту. Казак осмотрелся: а вдруг повезет: но нет, валялись лишь мушкеты и пищали дрянной выделки, наверняка уже разряженные. Все надо было делать самому.
Он перезарядил двуствольный пистолет, насыпал пороха на полку, закрыл ее защелкой.
С пистолетом в одной руке и с саблей в другой, он направился к драке.
- Эй? - окликнул его ключник. - Нам с тобой?
- Нет. То только мое дело. Охраняйте ворота.
Крысолов ввинтился в новый бой, прокладывая за собой просеку. Хотел увлечь за собой стрельцов, отсечь воров от стены, взять их в котел. Но не успел: по лестнице, ведущей к вершине стены, поднялся прямо на коне Бессон.
- Сомкнуть ряды! Держаться! - кричал он.
Но разбойники уже не слушали Луку. Их гнали, что называется в хвост и в гриву, и страх смерти застилал ужас, внушаемый Бессоном. То и дело кто-то сигал со стены, ломал ноги или разбивался. Остальные, увидав его участь, дрались еще с большим остервенением, но глядели со стены, думали - а вдруг повезет?
От старых Тверских[3] до Никитских ворот тогда было всего саженей триста - меж ними, тремяшатровыми, стояла единственная башенка, к которой с обеих сторон теснили воров. Давили их уже неспешно, стараясь без опасности для себя расстрелять их из луков и пищалей.
На лесенке наступление замешкалось: каждую ступеньку брали с боем - чуть не за каждый шаг было отдано по жизни, но вот царские войска выплеснулись на проход по стене, живо разрезали воровскую рать на две части. Поднялся и Крысолов: отбил удар, ушел от другого - третий бы его достал наверняка, потому пришлось потратить драгоценную пулю, всадить ее в голову человеку, которого он видел в первый и последний раз в жизни.