До Бессона оставалось уже шагов двадцать-тридцать. Крысолов пару раз целился, но каждый раз отводил оружие - всадник не стоял на месте, крутился, да и дерущиеся то и дело отвлекали.
Под командой Луки осталось уже не более двадцати саженей и полусотни воров. И это количество с течением времени лишь уменьшалось. На какую-то секунду их взгляды встретились - оба как ни странно криво улыбнулись. Бессон бросил взгляд на Москву, сплюнул в сторону пожарищ, развернул коня, ударил его по бокам коленями, а потом дал шпор так жестоко, что брызнула кровь.
И с четырехсаженных стен Скородома конь прыгнул вниз и прочь из города.
Высота не оставляла для него надежды, если таковая вовсе возможна у коней. Он упал на копыта, тут де все четыре ноги сломались, подкосились, и туша грузно рухнула наземь. Бессон даже не вылетел, а просто выкатился из седла - конская туша смягчила удар. Запоздало выстрелил Крысолов, но на таком расстоянии смазал.
На поле кружили другие, оставшиеся без седоков лошади, и Бессон поймав, одну, поскакал прочь.
Дорезали разбойников - они не просили пощады, да и не могли ее получить. После - стали вылавливать их по домам и подвалам. Смелые в толпе, в одиночку они позволяли брать себя голыми руками, сами шли на шибеницу.
Закончив дело, стрельцы смотрели со стен, как в муках бьется лошадь со сломанными ногами.
- Это ж как она хозяина боялась, что с такой высоты сиганула, сердешная... - пожалел ее один стрелец.
- Да спуститесь кто-то, добейте ее! - попросил Крысолов.
Внезапно пронеслось: нашли Хлопка. Крысолов поспешил и застал его на предпоследнем издыхании. Неизвестно из чего в него шарахнули, но в рану в животе мог войти немаленький кулак.
- Торопиться надо его повесить, а то сам издохнет! - заметил кто-то.
В ответ Хлопок плюнул кровью в обидчика. Целил в лицо, но попал ниже. Перевалив раненого на телегу, его повезли по Москве, к Лобному месту. Рядом с возом спешил Крысолов.
- Скажи, - просил он. - Скажи, куда ушел Бессон, где он может быть?
Хлопок молчал. Он умер уже в Белом Городе, когда до ворот Китай-города было уже рукой подать.
Крысолов подумал, махнул рукой и отправился к себе домой. Дорогу ему хотела перейти немыслимо черная кошка. Но она раздумала, бросилась прочь.
-
Казаку Крысолову и дьяку Чемоданову было жаловано по шубе с царского плеча. Возникало впечатление, что одежды у царя так много, что у него нет других забот, кроме одаривания. Чемоданову шуба пригодилась, и он еще три года ходил в ней на службу, а свою Крысолов на неделе снес в Ветошные ряды: слишком дорога, приметна да неудобна одежка.
Старьевщик подивился скромности дара, спросил: отчего царь не позвал Крысолова на службу? Не возвел в дворянское достоинство? Крысолов отвечал, что он бы не пошел, если б и позвали. Он не знал, что его жизнь не то чтоб висела на волоске, а подвергалась опасности.
Царю чернь с оружием в руках внушала опасение, он серьезно полагал, что защитив свои дома, она со временем может пойти и на царя. Им, полагал Борис, только и нужен что хороший атаман. Потому, полагал Годунов, людишки оружие полученное в арсенале не вернут, припрячут... Однако, опасаясь Крысолова, голь сдала назад даже больше пищалей и сабель, нежели там было доныне: туда сносили и разбойничье оружие. И постепенно беда от Крысолова отошла.
Двух убитых Варькой и итальянкой воров отволокли на Божедомку, где их зарыли в общей яме. Третьего лишь оглушенного сковородой Корела забрал к себе в дом, и в глухую полночь Варька слыхала крики и приглушенные стоны. Но пытка ничего не дала - разбойник был из шайки Хлопка и был мелкой сошкой - не знал ровно ничего. Незнание это было из тех, что губит: утром Крысолов сдал его Чемоданову и скоро вор занял место на шибенице.
За итальянкой пришли немцы с Кокуя. Варька, хоть и не любила покойницу, но ее оплакала. Зашедшим дала десять рублей, только на похороны так и не пошла, опасаясь быть разоблаченной немцами. Да и неуместно как-то было православной ходить на папистскую тризну.
Долго гадала, можно ли за католическую душу молиться в православной церкви, но для себя решила: почему бы и нет. Бог ведь един.
[1] Стоять! Ни шагу назад! Москва за нами! (нем.)
[2] Оружие вроде рогатины
[3] Здесь в картографии Смутного времени имеются значительные расхождения. Если положение Никитских ворот дано однозначно, Тверские располагают как ближе к Никитским, где-то в районе Патриаршего пруда так и ближе к Дмитровским, на месте нынешней Триумфальной площади. Первое расположение порой считают ошибкой, но существует также мнение, что до пожара 1611 года Тверские ворота размещались именно ближе к Никитским. При работе над романом использовался план Герритса Гесселя (1613 г.), известный также как «Петров чертеж».