— Да-да. Ей новую квартиру предоставили, по мандату. В трактире, на втором этаже.
— А-а, где гостевые комнаты… Да, там получше будет. Однако, шум…
— Да бросьте вы — шум! — Степан Григорьевич расхохотался и поправил очки. — В газетах пишут — скоро все питейные заведения закроют до окончания войны! Есть в правительстве такая инициатива…
— Закроют? Ну-ну, поглядим… — недоверчиво усмехнулся Иван Палыч. — Говорите, в трактире… пластинки забрала уже… А давайте я — граммофон! Я как раз туда…
Не слушая никаких возражений, доктор схватил со стола граммофон и вышел на улицу.
Сельский трактир располагался рядом. Все так же. Та же стойка, тот же музыкальный аппарат, те же «Амурские волны»… Или — «На сопках Маньчжурии»?
— А, господин доктор, здравствуйте!
Из-за стойки выглянул сам нынешний хозяин трактира, Игнат Устиныч Феклистов, двоюродный дядька Андрюшки. Степенный, с ухоженной рыжеватой бородою и «брегетом» на серебряной цепочке, Игнат Устиныч выглядел вполне преуспевающим господином… каковым, собственно говоря, и был.
— Анна Львовна… жиличка…
— Там! Наверху. Лучшую комнату ей выделил. Все — согласно мандата…
Наверху…
Несмотря на мешавший граммофон, доктор в три прыжка преодолел лестницу… Толкнул приоткрытую дверь…
— Можно?
Анна Львовна разбирала вещи… Обернулась…
— Да-да, входите…
Дивные глаза ее вдруг вспыхнули бирюзой:
— Иван!
Поспешно поставив граммофон на пол, Иван Палыч распахнул объятия…
— Как же я… а ты…
— Я тоже… но… дела… дела… Навалились, как проклятые! Ты знаешь, как тут большинство женщин живут? Это «Домострой» какой-то! Ничего, мы их в цивилизации вернем…
Кто-то осторожно постучал в дверь… Феклистов! С никелированным кофейником!
— У нас тут чаек готов… Сушки я велю принести. Сыщется и немного вина… Будете?
Ну, а что ж?
— А помнишь, как мы слушали граммофон? Танцевали… Давай?
— Я не против…
Поставив пластинку, Иван Палыч опустил иглу.
— Мы бы-ыли молоды с тобой… — низким голосом запела Варвара Панина.
Обнимая, Иван Палыч поцеловал Аннушку в губы, чувствуя, как затрепетало все ее тело.
Какие тугие застежки… Да, наконец…
Шурша, сползло на пол платье…
— Мы бы-ыли молоды с тобой… Бы-ыли… Бы-ыли… Бы-ыли… — пластинку заело, но, никто не замечал…
С утра Иван Палыч выехал в дальнюю деревню Ключ. По-морозцу, да и светало нынче не так уж и поздно — весна, апрель скоро.
Что там у них за «Infectio mortifera»? Обычная дизентерия? Или что похуже — холера, тиф? Во всем этом предстояло разобраться… Но, сначала — добраться, что тоже — тот еще квест! Сначала — лед, потом — грязь да лужи…
Свернув на лесную дорожку, доктор сбросил скорость… И вдруг услышал выстрелы!
Впереди, на растопленной весенним солнцем полянке, гарцевали незнакомые парни на сытых конях! С полдюжины человек в папахах и в куртках из «чертовой кожи».
Полдюжины… И все — вооружены. Выход тут — только один…
Резко развернув «Дукс», Иван Палыч газанул с проворотом колес и тут же помчался обратно. Над головой просвистели пули…
Глава 5
Оторваться от преследователей удалось довольно быстро — стало сразу понятно, что догнать мотоцикл не было целью этих лихих парней. Так, пугнули, чтобы не совался куда не следует.
«А куда я собственно сунулся?» — подумал доктор, выворачивая на дорогу. Место вполне обычное, дорога на Ключ. Может, какие-то уголовники прячутся?
Нужно с этим разобраться. И желательно быстрей. К Гробовскому заскочить? Нет. Потом, позже. Таких лихих сорвиголов с большой дороги сейчас много развелось. С каждым разбираться — жизни не хватит. Сейчас нужно в Ключ. Все-таки и основными своими делами необходимо заниматься. А судя по странной надписи на бумагах, которые передал Чарушин, дела там смертно опасны!
Иван Павлович улыбнулся. Он успел ознакомиться с отчетом, который составил какой-то фельдшер, осматривая пациентов в Ключе. Парень оказался молод и неопытен. Стандартную дизентерию принял за страшную эпидемию смертельной болезни. Впрочем, пренебрегать даже такими отчетами нельзя. Написано — значит нужно проверить.
До Ключа добраться удалось другой дорогой. Встретил староста — Прохор Семёнович, мужик лет пятидесяти, коренастый, с широкими плечами и густой бородой, тронутой сединой. Его лицо, обветренное и красное от мартовского ветра, покрывали глубокие морщины, а глаза, серые и цепкие, смотрели на доктора настороженно.
— Здравствуй, Иван Палыч, — прогудел он низким голосом. — Слыхал, ты нынче комиссар? Добро пожаловать в Ключ, хоть и не с радостями.