— Задержать Феклистова сейчас — спугнём остальных. Надо слежку организовать. Поглядеть, кто к нему в мастерскую ходит, с кем шушукается, куда кожа уходит. Игнат не один, это точно.
— Верно. Я б своих солдат послал, да они в город уехали, отчёт везти. Вызывать их обратно — подозрительно будет. Спугнем негодяев. А я тут лежу… Эх, доктор, выздоравливать мне надо! И как можно скорее.
— Ну тут уж постараемся как сможем.
Петраков посмотрел на доктора, сказал:
— Слушай, Иван Павлович… помоги? Побудь моими глазами на время? Приглядись к этому Игнату. А как только я немного в себя приду — так сразу и организую расследование.
— Василий Андреевич, у меня у самого дел своих по горло…
— Я понимаю, но о многом не прошу. Просто примечай что он делает. Сходи даже может к нему, купи эти ботинки — заодно и осмотришься. А насчет денег для покупки не переживай — выпишу нужную сумму с Комитета. Ну, что скажешь? Выручи один раз. Должен буду.
«Должен?» — подумал доктор. Кто знает, может когда-нибудь получится этим долгом Гробовского от тюрьмы спасти?
— Ладно, — нехотя выдохнул Иван Павлович. — Схожу сегодня к Игнату в мастерскую, посмотрю что и как.
— Отлично!
Ближе к обеду телеграммой срочно вызвал к себе Чарушин, пришлось собираться, ехать. Иван Павлович уже успел несколько раз пожалеть, что согласился на эту комиссарскую службу — спокойно сидеть на месте явно не получится, сплошные разъезды.
Припарковав «Дукс», Иван Павлович направился к зданию Совета. Хотелось верить, что повод для вызова не был печальным.
Чарушин был задумчив и даже чаю не предложил — сразу же перешел к делу.
— Иван Палыч, рад видеть! — пожав руку, сказал он. — Садись, дело серьёзное, — он указал на стул, сам потирая виски.
Иван Палыч поставил саквояж у ног, сел.
— Что стряслось, Виктор Иванович? Вы по поводу скарлатины в Ключе? Что-то с отчетом не так?
— С отчетом? Нет, он выше всяких похвал! Я, признаться, никогда таких отчетов не читал. Написано все — грамотно, так в газетах не пишут, как ты написал. Я выше отчет передал, ты там бинты просил, думаю организуем, изыщем в резервах. Я по другому делу тебя вызвал.
Чарушин нахмурился, вытащил из ящика конверт.
— Вот, смотри. Бумага пришла не совсем обычная… Да не переживай ты так! Бумага другого толка. Перевод на крупную сумму пришел, чек по предъявлению в банке.
Доктор присвистнул.
— Нам? Для больницы Зарного? Неужели финансирование наконец выбили, Виктор Иванович⁈
— Размечтался! — рассмеялся Чарушин.
— А для кого тогда?
— А вот это придется тебе самому узнать.
— Как это? Вы какими-то загадками говорите.
— Говорил бы понятливей, если бы сам знал в чем дело, — вздохнул тот. — Деньги пришли для какого-то детского госпиталя, перемещённого, якобы в одну из наших деревень. Но название села на конверте не разобрать — чернила размазаны, видно, на почте нелепость вышла. Вот, смотри сам.
Он протянул конверт. Адрес — земский Комитет, для перемещенного, то есть временно переведенного из зоны боевых действий, детского госпиталя № 27, а вот уточняющее село не видно — его закрывает жирная чернильная клякса. Видно почтальон случайно в спешке наляпал, или может еще где поставили помарку. Да так «удачно», что ни одной буковки не видно — ни начала названия села, ни даже его окончание. Гадай теперь. Назначение чека: денежное снабжение.
— Но у нас же нет перемещенных госпиталей в уезде, — резонно заметил доктор, возвращая конверт.
— Вот и я о том же! Но деньги то поступили. И надо разобраться куда их передать.
— А сумма серьёзная?
— Серьёзная, Иван Павлович. Очень серьёзная. Десять тысяч рублей. И спрос с нее тоже будет серьёзный. Если не тем деньги передадим нас живо к стенке поставят. И это я сейчас не шучу. Так что, — Чарушин придвинул конверт ближе к доктору, — разберись с этим. И будь осторожен — потому что на кону не только твоя, но и моя жизнь.
Глава 8
Яркое апрельское солнце, клонясь к закату, весело заглядывало в окна. По сверкающим спинкам больничных коек прыгали яркие солнечные зайчики. Снег уже почтив весь стаял, и лишь остатки его притаились на заднем дворе, у забора, угрюмыми синими сугробами. Дороги подсохли, однако же, не везде — если до города и до более-менее крупных сел можно было спокойно добраться на телеге, то о лесных дрожках сказать такого было нельзя. Таяли, вскрывались, болота, разлились ручьи, так что в тот же Ключ — только в обход и никак иначе.
— А мы вот так! — сидя на койке, Петраков азартно передвинул фигуру. — А? Что скажете, Степан Григорьевич?