Начальники милиции должны ежегодно отчитываться перед Городской думой или Уездным собранием, а также перед комиссаром Временного правительства в данной местности. Министр внутренних дел осуществляет общее руководство, обеспечивает разработку нормативно-правовой базы и организовывает ревизии на местах. Подпись — председатель правительства князь Львов! Так что, Василий Андреевич, с этого момента вы — начальник уездной и городской милиции. Как там дело о краже приводных ремней, кстати?
— Работаем…
— Что ж, удачи. И, господин Петраков, работайте поэнергичней!
Воскобойников неожиданно улыбнулся:
— За сим удаляемся! Есть еще дело одно — закрыть местный вертеп! Опять же, согласно постановлению от двадцать седьмого марта о запрете на изготовление и продажу спиртного. До конца войны, так-то! А то, что же это получается? Одни воюют, а другие спокойно себе пьянствуют? Непорядок!
Вот тут доктор был полностью согласен. Однако, ничуточки не сомневался, что закрытый трактир обязательно возобновит работу… нелегально.
— Вы, Василий Андреевич, особо-то не хорохорьтесь и в огонь не лезьте! — провожая Петракова в палату, вскользь заметил Иван Палыч. — Недели две — три просто набирайтесь сил! Плечевая артерия — не шутка.
— Вот и Степан Григорьевич мне то же самое сказал, — Петраков улыбнулся. — Этими же самыми словами. Да, вы про просьбу мою не забыли? Насчет глаз…
— Не забыл, не забыл… помню… Идите, Василий Андреевич… отдыхайте.
Плечевая артерия… Что же, Рябинин разбирается в медицине? Ну-у, верно, немного… Как всякий интеллигентный человек.
Где искать Гробовского, доктор, конечно, не знал. Зато хорошо представлял, у кого можно об этом спросить… Вдруг да повезет? В конце концов, верных людей у поручика в городе — раз, два и обчелся.
И вновь ревет мотором верный «Дукс»! Проносятся по сторонам леса, поля, перелески. Низко над пожней грачи кружат стаями, зеленеет молоденькая травка, перемежаемая мохнатыми солнышками мать-и-мачехи. Вкусно пахнет набухшими почками и клейким первым листом… Середина весны, однако!
Вот и город. Помпезный вокзал, извозчики, афишная тумба, оклеенная рекламой синематографа: «Тайна охранки», «Тайна дома Романовых», «В цепких лапах двуглавого орла», «В лапах Иуды» («Провокатор Азеф»)… Тот еще репертуарчик, однако!
Девушки в весенних пальто и шляпках, студенты. Много солдат. И что они не на фронте? Стоят, митингуют… Все — с красными бантами!
Тротуары засыпаны шелухою от семечек. В скверике, прямо на газоне, выпивали и закусывали какие-то люди. Духовой оркестр неподалеку играл «Амурские волны»…
Проскочив шумный проспект, доктор поверну налево. Спешился и, оставив «Дукс» у парадной, вошел… не встретив ни привратника, ни дворника…
Знакомой латунной таблички — «А. П. Везенцевъ, мастеръ-граверъ» — на дверях не оказалось. Как видно, украли… Звонок тоже не работал, пришлось стучать. И довольно долго.
— Кто там? — наконец, послышался за дверями дребезжащий голос. — Кто-кто? Доктор? Я не жду… Постойте, постойте… Господин Петров? Иван Палыч? Алексея Николаевича друг…
Гравер ничуть не изменился — все тот же живенький старичок с венчиком седых волос и остроконечной бородкой. Небольшого росточка, подвижный, как ртуть. Разве что выглядел чуть устало…
— Алексей Николаевич сказал, что вам можно доверять… Да, он был. Ночевал пару ночей. Потом ушел. Сказал, его можно найти в синематографе Коралли. Это недалеко, на Ярославской… По четным дням просто постойте у входа… Сегодня как раз четный. Сеанс на семь вечера…
Семь вечера. Синематограф Коралли…
Поблагодарив гравера, доктор спустился вниз.
Еще оставалось время, чтобы заехать в Совет, тоже располагавшийся неподалеку, в центре города, в особнячке, до войны принадлежавшему какому-то немецкому кондитеру.
Домчав до особняка минут за десять, Иван Палыч оставил мотоциклет у чугунной ограды и вошел во двор. Во дворе шел митинг. Сброшенная с пьедестала статуя наяды валялась под ногами собравшихся, с пьедестал же вещал какой-то патлатый деятель в тужурке с красным бантом:
— Граждане свободной России! Мы, партия социалистов-революционеров, стояли истоим за полную социализацию земли! За изъятие ее из товарного оборота, из частной собственности — в общенародное достояние!