— Да я тех парней не узнаю… они в масках…
— Я не про парней. Я про девушек…
— Про девушек? — Аннушка ненадолго задумалась. — Ну, вот, хотя бы… Некая Устинья Провоторова. Лет ей семнадцать, на вид — все двадцать, девчонка рослая. Мать говорит — те, на фаэтонах, сманили в город, в прислуги. Весточки пока не было. Мать — вдова, Устинья — бесприданница. Может, и лучшему, что в город? Только вот, ни слуху, ни духу об Устинье уже недели три!
— Та-ак… — потер руки поручик. — Уже кое-что… Что еще об этой Устинье известно?
— Да так, мелочь всякая, — Анна Львовна пожала плечами. — Вафли любит. И синие ленты — в косу.
Слова Гробовского о госпитале Иван Палыч уже на следующий же день слово в слово повторил и Чарушину. Правда, и про Рябинина тому тоже сказал.
— Рябинин, хм… — Виктор Иваныч задумался, заходи по кабинету. — Это учитель новый, так?
— Ну да. Из нашего же Зарного.
— Ага, ага… Так, коли перевод от частного… под видом казенного… Тогда это не наш криминал, а их. Того, кто перевел — и кто получил… или получит… Говоришь, Рябинин? Ну, может, ничего такого за этими и нет… Но ты, Иван Палыч, все же за учителем присмотри! Все равно ведь пока там, в Зарном! Но что сомнительно. Рябинин — такой человек хороший, спектакль, говорят, поставил детский…
На улице сразу же налетели газетчики, Иван Палыч и «Дукс» не успел завести.
— «Вечерний Зареченск»! Беспорядки в Петрограде! Рабочие против войны!
— «Ведомости», покупайте «Ведомости»! Петроградский Совет требует создания кАлиционного правительства!
— Открытие картинной галереи на Рижской улице!
— Беспорядки в Петрограде!
— Картинная галерея на Рижской!
— КАлицинное правительство!
— Какое-какое? — доктор вытащил из кармана мелочь. — Дай-ка газетку… А! Коалиционное! Ясно.
Иван Палыч еще заехал к Нобелю, за бензином — пока, слава Богу, был! — а потом почти до вечера проторчал на экстренном заседании в Комитете. Речь шла о текущем моменте! О том, о чем писали в газетах. О недоверии народа правительству, выступавшему за продолжение всем надоевшей войны, о демонстрациях в Петрограде, о позиции Петросовета…
— Я так понимаю, господа, дело идет к созданию коалиционного правительства! — слезая с трибуны, махнул рукой Воскобойников. — Так что приготовьтесь к эсерам, зсдекам и всем таким прочим…
Там же, во дворе особняка уездного Комитета доктор с удивлением заметил Рябинина посреди целой кучи детей.
Неужто, и вправду, организовал городские гастроли? А сюда зачем пришел? Еще и с детьми… с юными артистами…
Петров подошел ближе:
— Здравствуйте, господа!
— Здравствуйте, Иван Палыч! — хором отозвались дети. — А мы спектакль ставили!
— Да-да, — протянув руку, Рябинин сверкнул очками и как-то смущенно улыбнулся. — В театре «Мистериум», у господина Свежина. Ну, знает, Глеб Свежин, известный театрал. Так вы знаете, народ был! И даже хлопали.
— Что ж, поздравляю… А здесь вы чего?
— Да подводу ждем. Сюда должны подъехать. У нас вон, и реквизит… — поправив очки, Рябинин кивнул на мешки, стоявшие у чугунных ворот, и достал из кармана бумажку. — Так, ребята! Проверим всех по списку… Селиверстов Михаил…
— Я!
— Пронина Анюта!
— Тута!
— Григорий Зотов…
— Здесь!
— Василий… Ага, вижу… — Степан Григорьевич подслеповато прищурился. — А Гертруда где? Ну, Маша Кудрявцева?
— Так она с подружкой встречалась, вы сами разрешили! — напомнила Анюта Пронин, хрупкая, с рыжими косичками, девчушка. — А потом с ней и осталась. Сказала, что сама доберется! Ей матушка разрешила. Да и восемнадцать уже — взрослая.
Степан Пронин, отец Анюты, работал путевым обходчиком и слыл человеком весьма прогрессивных взглядов, потому и дочка его одевалась и вела себя по-городскому, и даже вот, тоже, по-городскому, заплетала волосы в косички, которое ей, кстати, очень даже шли. Деревенские же незамужние девушки всегда носили только одну косу… Две — это уже замужняя дама!
— Матушка разрешила! — Рябинин возмущенно пожал плечами. — Нет, Иван Палыч, вы слышали? Ну, что с ними делать? Анюта! Что хоть за подружка-то?
— А, не знаю, я ее раньше не видела, — тряхнув косичками, пожала плечами девчушка. — Взрослая такая, красивая. На Машу чем-то похожа. Одета по городскому, но, небогато. Лента синяя в косе. И добрая! Вафлями меня угостила…
Доктор насторожился: синяя лента, вафли… А не Устинья ли это? Та самая девушка из Ключа…
— Та-ак… Вот что, Степан Григорьевич… Девушку вашу я поищу! — решительно завил Иван Палыч. — ты вези детей… Только мне оставь кого-нибудь, кто бы Машу вашу знал…