— Здравствуйте, Иван Палыч! А я гляжу — вы не вы? — попался по пути мужичок с котомкой за плечами. Из бывших пациентов, некогда спасенных доктором от тифа. Как его звали, Иван Палыч уже и запамятовал… то ли Ковалев, то ли Журавлев… А впрочем, не важно…
— На побывку?
— Насовсем, — приветливо улыбнулся доктор. — Ну, как тут у вас? Что нового?
— Да как сказать… — мужичок развел руками. — После царя-то, вроде бы, и не хуже стало. Кто не лентяй, да у кого хлеб да яйца. Да маслице… Эвон!
Залихватски ухмыльнувшись, крестьянин сбросил с плеча котомку, развязал… и вытащи оттуда… шикарный, с золотым тиснением, том энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона:
— Эвон, чего выменял! Всего-то на десяток яиц!
— Шикарно! — развел руками доктор. — Это где ж так меняют?
— Дак на площади, у трактира… где рынок всегда был… На станции еще, прям на платформе! — мужичок рассмеялся, показав редкие желтые зубы. — Городские, почитай, кажный день приезжают. Вещи везут, на еду меняют! Деньги-то нонче — бумага! И тают, как снег весной… Голодно в городе-то! Не-е, ныне у кого продукты — тот и прав!
— Это вы, милейший, верно заметили, — поддакнул Рябинин. — До войны шевиотовый костюм шестьдесят рублей стоил, а ныне — тысяча! Тысяча! Да видано ли дело, господа?
— Хо, костюм! Что там костюм? Эвон, дрова-то, просили десятку за сажень, а ныне — сорок! А где — и сорок два! А как без дров? Никак без дров-то! Слава Богу весна скоро! Теплеть будет.
Сдвинув на затылок треух, крестьянин засунул энциклопедию обратно в мешок. Похвастал:
— Детишкам вот, взял. Сам-то грамоте не учен… Так что, Иван Палыч, говорите, хорошая книжка-то?
— Отличная! Тем более, за десяток яиц. Не прогадал ты, голубчик.
Раскланявшись с мужичком, путники зашагали дальше. На площади перед трактиром, лабазом и лавками уже толпился народ — торговали, с лотков и просто с рук. И да — видно было много городских, судя по одежке — мелких служащих. В основном — женщины, пожилые мужчины, подростки. Понятно, царя скинули, а война-то никуда не делась. Так и в газетах писали — война до победного конца!
Чувство щемящей ностальгии вдруг охватила Ивана при виде знакомых мест. Почти ничего не изменилось — те же дома, трактир, лавки… Разве что стало как-то… грязнее, что ли… Мусор везде, собаки кости таскают. Что ж, раз уж нынче демократия, так можно и улицы не мести?
А вот и школа. Длинное одноэтажное здание земского начального училища. Ни беготни, ни ребячьих криков. Пустой двор. А на дверях — большой амбарный замок!
— Н-да-а, — покачал головой Иван Палыч. — Все же хорошо, что я вас проводил. Однако, придется идти за сторожем… Хотя… Эй, парнишка!
Доктор подозвал пробегавшего мимо паренька в больших, не по размеру, валенках и подпоясанном армячке.
— Ась, барин? Ой… — мальчишка остановился, узнал. — Господин дохтур! Приехали!
— Ты… сторож школьный, знаешь, где живет?
— Мефодьич-то? Знаю.
— Сбегай, голубчик, позови… И ключи пусть с собой прихватит!
— Ага… Посейчас, быстро!
Паренек умчался, едва не теряя на бегу валенки.
— А хорошее здание! — между тем, заценил Рябинин. — Видно, что теплое. Интересно, с дровами как? Сами знаете, сколько сейчас стоят.
— Ну, какое-то количество, я думаю, есть… — Иван Палыч потер руки. — Не хватит, в управу пожалуетесь.
— Хм… в управу… — хмыкнув, Степан Григорьевич хитро прищурился. — Думаете, нынче в земствах денежки есть? Думается, легче с мужичками местными договориться. Кругом — леса! Напилят дров-то… Тем более, полиции-то нынче нет. Следить некому!
Да уж… Еще с неделю назад, в самом начале марта, Временное правительство, пришедшее к власти после отреченья царя, объявило о необходимости замены полиции народной милицией с выборным началом — о чем писали во всех газетах. Объявить-то — объявило, однако, сам процесс сильно затягивался. Зато лихо шла амнистия! Из тюрем выпускали вообще всех подряд — и революционеров, и уголовников, такие уж наступили времена! В городах громили полицейские участки, охотились на городовых и околоточных… Выпущенные уголовники подливали масла в огонь!
Эх… где ж нынче Гробовский, Лаврентьев, молодой урядник Прохор Деньков? Где-то скрываются? Да живы ли вообще?
— Хо! Иван Палыч! Наше вам! — у калитки показался, наконец, школьный сторож — небольшого росточка дед в армяке и треухе. — Вернулись-таки? Отпустили?
— Отпустили, Елизар Мефодьич, отпустили, — здороваясь, улыбнулся доктор. — Насовсем. А это вот — учитель новый. По объявлению.