Прошло минут десять, показавшихся вечностью. Дверь снова щёлкнула, и вошла девушка. Совсем юная, лет семнадцать, с бледным лицом и тёмными кругами под глазами. Её русые волосы были заплетены в толстую косу, украшенную синими лентами, которые ярко выделялись на фоне её простого серого платья. Девушка остановилась у порога, опустив взгляд, и сжала руки, словно боялась.
— Вот, что заказывали. По оплате поговорим после-с! — кивнул прислужник и вышел.
Доктор, почувствовав укол в сердце, шагнул ближе, стараясь не напугать девушку.
— Устинья? — шепнул Иван Палович. — Устинья Провоторова?
Девушка явно не ожидала услышать свое настоящее имя, вздрогнула. И встала в оцепенении, лишь моргая большими глазами, глядя на доктора, ничего не понимая.
— Я не причиню тебе вреда. Меня зовут Иван Павлович Петров, я доктор из Зарного. Я пришел сюда, чтобы помочь тебе.
— Помочь? — одними губами прошептала девушка. — Ирод убьет нас! И меня, и вас!
— Ирод? — не понял доктор.
— Это главный. Который здесь всем заправляет. Мы его так называем.
— Не бойся, никто нас не тронет. Пошли. Твоя мать тебя ищет. Сказали, тебя в город сманили, в прислуги.
Девушка, услышав про мать, задрожала, её глаза наполнились слезами.
— Мама… — прошептала она. — Я… я не хотела. Они сказали, работа в городе, хорошая. А потом… сюда привезли. Я не знала… Меня держат тут. Я не по своей воле…
Доктор, стиснув кулаки, почувствовал, как ярость закипает в груди.
«Сволочи, — подумал он. — Девчонок в бордель тащат, под видом работы».
Он шагнул ближе, понизив голос.
— Устинья, я тебя вытащу. Но скажи, остальные девочки здесь?
— Остальных я никого не знаю, они старше меня. Они уже давно… этим занимаются… Я одна… — голос девушки вдруг задрожал и она расплакалась. — Помогите мне, пожалуйста! Помогите…
— Я помогу, только тише, не плачь! Нельзя, чтобы что-то заподозрили. Поняла?
Устинья послушно закивала головой, тут же вытерла слезы с щек.
Иван Палыч сжал руку Устиньи, осторожно подошёл к тяжёлой двери комнаты. Его сердце колотилось, но он заставил себя дышать ровно. Не паниковать. Паникой тут не поможешь.
Повернув ручку, он чуть приоткрыл дверь. Выглянул. Щель осветила тусклый свет коридорной лампы. Никого. Только далёкий смех и звон бокалов доносились откуда-то справа. Пахло табаком и дешёвыми духами, портьеры колыхались от сквозняка.
— Держись за мной, — шёпотом сказал доктор. — Идём тихо, поняла?
Устинья кивнула, синие ленты в её косах задрожали, как крылья бабочки.
Они шагнули в коридор, осторожно прикрыли за собой дверь, стараясь не скрипеть. Коридор был узким, с потёртым ковром и низким потолком, стены украшали дешёвые картины — всё те же волки и царевны.
— Знаешь куда идти?
Девушка покачала головой.
— Я тут первый раз… Простите…
— Ладно, не страшно. Разберемся. Главное ни на кого не выскочить.
Двинули вперёд, но коридор вскоре разветвился: налево — тёмный проход, направо — освещённый, откуда доносились голоса. Доктор замер, прислушиваясь. Громкий мужской смех, звон стекла, женский визг.
«Посетители, — подумал он. — Надо обойти».
Он выбрал тёмный проход, надеясь, что он ведёт к выходу. Устинья, сжав его руку, шагала за ним, её дыхание было частым, но она старалась не шуметь.
Коридоры оказались настоящим лабиринтом: повороты, тупики, двери без ручек. Один раз они наткнулись на запертую дверь, за которой слышался приглушённый женский смех и звук гармошки. Дверь открылась и из нее вывалился пьяный военный, требуя пепельницу. И только быстрая реакция не дали путникам обнаружить себя. Они притаились за дверью и пришлось некоторое время ждать, когда посетитель вновь зайдет в комнату.
Свернули в другой коридор, где свет был ещё тусклее, а стены покрыты плесенью.
Вдруг из-за угла послышались шаги и громкий голос:
— Ну, где там эта рыженькая? Сказали, уже готова!
Доктор мгновенно прижал Устинью к стене, за портьеру. Двое мужчин в сюртуках, пошатываясь, прошли мимо, один нёс бутылку. Их смех эхом отдавался в коридоре. Устинья дрожала, но молчала, её пальцы впились в руку доктора. Он дождался, пока шаги затихнут, и шепнул:
— Пронесло. Идём дальше.
Они миновали ещё один поворот, остановились у очередной развилки.
«Куда же теперь? Эх, вспомнить бы путь, которым вел прислужник. Вход был через сад, — подумал Иван Павлович. — Должен быть коридор к задней двери».
Он выбрал проход, где пахло сыростью и углем, надеясь, что он ведёт к выходу. Дверь и в самом деле походила на наружную.