Дети переглянулись.
— Да поймите же вы! Погружение в роль — это когда ты забываешь себя. Гамлет не думает о картошке в огороде, он думает о мести! Бернардо не думает о школе и оценках, он ищет призрака! Готовьтесь к роли: представляйте, живите, дышите ею. Тогда зритель поверит, заплачет, раскроет кошелёк…
Рябинин задумался.
— Знаете что? Чем объяснять сотню раз на словах одно и тоже, давайте я вам дам лучше упражнение. Чтобы вы научились погружаться в роль. На практике попробовали. Значит так…
Он осмотрел детей.
— Все вы будете погружаться в одну роль. Сложного ничего там не дам. Скажем, чтобы веселее было, станете шпионами. Как вам?
Дети оживленно зашептались.
— Шпионами?
— Ну да. Это не сложно. Вот, например, в «Гамлете» тени — это тоже шпионы, они следят за каждым шагом героев. И сегодня вы станете такими тенями! Вы должны следить за человеком так, чтобы он вас не заметил. Быть невидимыми, как настоящие шпионы — но, конечно, не по-настоящему, — он подмигнул, но глаза остались холодными.
— А если нас увидят? — робко спросил Зотов.
— Так в том и смысл упражнения — чтобы вас не увидели. Прячьтесь за углами, ходите тихо, смотрите издалека. Запоминайте: где был, с кем говорил. Потом расскажете мне. Это для спектакля, для того, чтобы научить вас роли.
Дети зашептались, возбуждённые.
— А… писать надо? Что увидим? — спросил Гриша.
— Можно и писать, — одобрительно кивнул Рябинин. — Но главное — запомнить. И не болтать. Шпионы молчат, как призраки. Все поняли.
Дети радостно закивали.
— А за кем следить? — спросил Гриша.
Рябинин улыбнулся и совсем тихо ответил:
— А следить вы будете… за Иваном Палычем, нашим земским доктором!
Глава 14
Гробовский заглянул в больницу уже вечером, когда шел с поезда. Зашел за Аглаей, но и доктор бы рад, весь уже извелся от любопытства.
— Ну, что? — заулыбалась Аглая. — Чайку… да пойдем?
Девушка шустро развела керосинку, поставила чайник… Поручик, чмокнув невесту в щечку, уселся на топчан и устало вытянул ноги:
— Эх, Иван Палыч! Испортил ты мне всю обедню.
— Но… — вскинулся было доктор.
Алексей Николаевич со смехом махнул рукой:
— Ла-адно, понимаю! Правильно действовал — девчонку спасал.
— Однако, и ты вовремя там оказался, — проверяя недавно заполненный Аглаей журнал, усмехнулся Иван Палыч.
Гробовский пожал плечами:
— Так говорил же! Давно этого черта Сильвестра выпасал… Тут, чую, напал на след! Ан, смотрю, в скверике Витюша наш с девочкой. Сидят, воркуют… Он мне про тебя и сказал. Ну, а дальше ты знаешь… Кстати, вторая-то девчонка, как ее…
— Гертруда?
— Ка-ак⁈
— По роли — Гертруда, а так-то она Маша, — отложив журнал, Иван Палыч расставил на столе кружки. — Свалила, зараза, не сказавши никому…
— Кого свалила? — снова не понял сыскарь.
— Ну, Устинью проводила да уехала домой на попутной подводе. Родичей каких-то встретила… И в Зарном была раньше всех! — доктор вдруг потупился. — Жаль, Сильвестр ушел! Ищи его теперь… Ох, виноват — понимаю…
— Никуда этот черт не денется! — неожиданно хохотнул Гробовский. — В Москву ему нынче не в масть — старые грешки не пускают. А здесь, в уезде, все связи! Бордель — это так, для разгону. Как и приводные ремни… Не-ет! Тут крупную аферу ждать надо! Где большими деньгами запахнет — там и Сильвестр. Объявится, не сомневайся!
Пуговица! Медная, сияющая… Не давала она доктору покоя вот уже целых три дня. Понятно, не сама пуговица, а тот, кто ее оставил. Кто забрался в каморку Ивана Палыча и что-то там искал? А что можно было искать? Какие такие ценности? Деньги доктор не копил — да и с нынешней каждодневной инфляцией это выглядело бы глупо.
Тогда что? Ну, разве что почтовый квиток от перевода на десять тысяч! Ну да, ну да… Вот это — может быть. Искали, да не нашли! Квиток этот доктор хранил на работе, в смотровой, в столе среди прочих бумажек, в которых сам черт ногу бы сломал! Как говорится, подобное прячь среди подобных… А вообще, не худо бы отдать квиток Чарушину. Он же власть!
Аглае нынче был предоставлен выходной — уехала с женихом в город, присматривать наряд для свадьбы. Вот Иван Палыч ныне и был за нее. Провел утренний обход, записал все в журнал, да благостно улыбнулся. Больных нынче было мало — всего-то трое. Поздней весной в деревнях обычно не болели, начиналась страда, и все болячки куда-то уходили, возвращаясь лишь ближе к зиме. Некогда было болеть! Посевная, покосы, выпасы…
На крыльце послышались торопливые шаги… Скрипнула дверь и на пороге возникла худенькая румяная девчушка с круглым курносым лицом. Синяя юбка, белая с вышивкою рубаха, поверх — овчинный жилет-кожух, в светлой косе атласная голубая лента. Модница!