Но вместо него из боковой улочки, цепко пробираясь сквозь народ, вышел Чарушин.
— О! Вот ты где! — увидев доктора, воскликнул Виктор Иванович и не церемонясь, схватил того за локоть. — Пошли, пошли, некогда тут зевать! Видал каких звезд привезли?
— Но почему сюда? — спросил доктор.
— Фёдор Александрович Мстиславский так решил. Сказал, что прокатится по крупным селам. Вроде бы как он Вере Холодной рассказал о том, что жулики еще тут промышляют, тоже на заем собирают, а она предложила по селам проехаться. Кто-то сказал, дескать у нее тут старая неразделенная любовь живет — какой-то поручик, вот и хочет его повидать. Да я думаю вранье это.
— Мне Гробовский нужен. Вы его не видели?
— Нет. А что случилось?
Доктор ответить не успел — раздались аплодисменты. К людям вышел Фёдор Александрович Мстиславский, начал говорить и говорил долго и красноречиво:
— … И каждый, кто сегодня подпишется на заём, внесёт свой вклад в защиту Родины и революции!
Вновь раздались аплодисменты.
Иван Павлович наклонился к Чарушину, повысив голос, чтобы перекричать шум:
— Скажи, Виктор Иванович, Рябинина случаем не видел?
Чарушин, не меняя выражения лица, кивнул:
— Видел.
— И что? — насторожился доктор.
— Отдал ему чек. С деньгами. Тот, который с десятью тысячами. Оказывает он доверенное лицо по этому госпиталю. Вот какой человек И учить успевает, и с детьми театр ставит, и еще госпиталю помогает!
Иван Павлович невольно выругался.
— Ты чего? Пошли внутрь! Сейчас самый концерт начнется!
— Некогда, Виктор Иванович! — ответил доктор.
Иван Павлович попытался протиснуться между плечами, локтями, широкими спинами мужиков в полушубках и баб в пёстрых платках, но это оказалось не так-то легко.
— Пропустите… — буркнул он, но его тут же вдавило вперёд новой волной зевак:
— Верочка! Верочка! — закричали откуда-то из центра. — Северянин, улыбнитесь!
Люди тянули шеи, вставали на цыпочки, смеялись, кто-то случайно врезался плечом, кто-то наступил на ногу. В этой давке все были прижаты друг к другу, как сельди в бочке.
Вдруг, среди этого гомона и суматохи, он ощутил резкий толчок в бок — будто кто-то сильно ткнул кулаком. Но вместе с толчком пришла странная, ледяная, колющая боль, такая, что он непроизвольно втянул воздух сквозь зубы.
— Эй… — начал он оборачиваться.
И в ту же секунду, сквозь разом расступившуюся на миг толпу, увидел знакомое лицо. Сильвестр. Бандит улыбался. Не дружески, не приветливо — улыбка была леденящей, зверской. Сильвестр скользнул между двумя мужиками и ушёл прочь, не оборачиваясь. Растворился в толпе.
Иван Павлович хотел окликнуть его, но слова застряли в горле. Ощутил неприятную боль в боку. И во рту почувствовал медный привкус. Посмотрел вниз — на тужурку. На тёмной ткани расплывалось темное пятно. Что это? Сильвестр облил его? Не похоже.
Иван Павлович дотронулся рукой до пятна. Теплая влага. Липкая. Поднял пальцы к свету и увидел… кровь. Свою кровь. И только теперь понял, что Сильвестр в толпе выследил его, незаметно подошел, а потом так же незаметно пырнул ножичком, совершая свою обещанную месть.
Глава 20
Доктора разместили в пустой палате, благо больных в больничке пока что практически не было — май, скоро лето — страда. Промыв рану, оказавшуюся не такой уж глубокой, Аглая наложила повязку и ободряюще улыбнулась:
— Ну, Иван Палыч, повезло вам! Могло и хуже все быть.
— Могло, — кивнул Иван Павлович, осматривая собственную рану. На пару сантиметров выше — и все. Тогда точно бы не дотянул до больницы. Угодил бы бандит в артерию не спасти.
— Видать, дрогнула рука у супостата.
— Просто в толпе орудовал, вот и дрогнула, — хмыкнул доктор.
— Так не знаете кто?
— Не рассмотрел. Может, случайно толкнул кто…
А второй удар уже и никак было — кругом люди! Ах, Сильвестр, Сильвестр… Да еще Гвоздиков, черт… Мало нам проблем!
Гвоздиков…
Почувствовав себя лучше, Яким сбежал, воспользовавшись суматохой «Займа Свободы». Сбежал не с пустыми руками — раскурочил в смотровой шкаф, прихватив с собой жестяную коробку морфина и пару шприцов, чему Иван Палыч, честно сказать, был несколько удивлен. Гвоздиков — марафетчик? Ну, нет… Скорее, от страха! От страха он и сбежал… может быть, заметил в толпе Сильвестра?
Дурак. Самый настоящий дурак этот Гвоздиков. С такими ранами ему не то что бегать, ходить нельзя! В любой миг может кровотечение открыться. Чем он спасаться будет? Морфием?
Да-а… ситуация…
Еще и сам-то!