Много позже именно этот Абрахам станет фигурой, известной в обоих мирах. Фанатичный последователь Цитадели он проявит себя сначала её верным псом, а потом неожиданно переметнётся на сторону креста и пойдёт против своих же собратьев, разочаровавшись в одной идее, но, не сумев жить вообще без смысла или для другого, любого свободного смысла, он всегда будет выбирать путь служения и Вильгельму, много-много лет спустя придётся всё-таки свести свои счёты с Абрахамом.
Но всё это будет потом, много лет спустя от этого дня, где Вильгельм впервые заслужил наказание за дерзость и смуту.
Дальше таких наказаний у него будут сотни.
***
Все годы обучения в Цитадели Вильгельм пытался проявить себя прилежным учеником, у него просто не получалось. Он выполнял задания и занимался, старался и был послушен, но стоило начаться очередной речи о гибельности церковного дела для мира и праведности для этого же мира деятельности Цитадели, как Вильгельм не выдерживал:
–Ну почему? Почему? – спрашивал он раз за разом, набредая на всё новые открытия в своих мыслях – Почему вы думаете, что вы правы, а они нет?
–Хочешь сказать, что правы церковники?
–Я хочу сказать, что не права Цитадель. И Церковь. Бог, который живёт в Церквях, исцелял неисцелимых, проходил там, где нельзя пройти, и делал то, что неподвластно человеку. Разве это не магия? По-моему, она и есть! А мы? Мы почитаем свои священные магические тексты, имеем своих богов, которых называем Высшими Магами и Легендами Магического Мира… это ли не церковь?
–Смутьян! Наказание!
Вильгельм лишь вздыхал. Он привык. Он чувствовал себя дураком, не находя понимания, но почему-то не мог отступить. Он знал, что разумнее, для себя же самого разумнее, молчать и слушать. Тем более ему от каких-то несказанных слов нет никаких достижений.
И всё же не мог промолчать! Спрашивал снова и снова, задавал вопросы и не получал ответы, зато получал наказание.
В конце концов, его вызвали в Совет Цитадели.
–Вы понимаете, что порочите имя своих родителей? – спросили Вильгельма уже серьёзно. И он почему-то только рассмеялся от этой серьёзности, хотя и место и время были неподобающими. Но всё же ответил:
–Я всего лишь спрашиваю… я не понимаю. Простите, должно быть, я слишком глуп и не могу понять того, что поняли другие, и от этого…
–Довольно! – прервали его. – Вы, Вильгельм, совершаете большую ошибку, полагая себя умнее всех. Вы рождены магом, а это значит, что вы должны идти по пути, который магия для вас избрала. Вы должны бороться за неё или погибнуть, не приняв её власти.
Погибать не хотелось – Вильгельм недавно начал читать новую книгу и хотел бы знать, чем она закончится. Поэтому он поспешил:
–Я готов бороться!
–Тогда прекратите позёрствовать и подбивать всех на смуту. Ваши реплики позорят не только вас, но и ваших родителей, не сумевших воспитать достойного магии сына. Вы только шут!
Вильгельм опустил голову. Стыд жёг ему лицо. Он согласился бы на ещё пару сотен наказаний, которые ему постоянно назначали, заключавшихся в безобидных, как оказалось, искуплениях: перемыть за всеми посуду, промыть сколько-то комнат в замке, простоять всю ночь в тёмном коридоре, где живут привидения, не смея зажечь света… всё это пустяки. А слова страшны.
–Иными словами, молодость дана для безумств, но не злоупотребляйте ими! – припечатали несчастного Вильгельма новые слова, а затем смягчились. – Многие маги начинали так. Понемногу они обретали смысл, и тратили остаток своих дней на исправление ошибок бурного прошлого. Не становитесь в один ряд с ними.
Вильгельм кивнул, принимая это.
Он заставил себя затаиться и затаился. Воля возобладала над строптивостью. Вильгельм сделался угрюм, забросил свою прилежность и молча отсиживал занятия. Наставники на него косились с подозрением, готовились к подвоху, но он молчал. Понемногу его перестали замечать и последний год прошёл для Вильгельма в тишине библиотеки, где он сумел нарыть книги церковников, священные для них тексты. Вильгельм сам не знал, зачем он вчитывается в строчки так жадно. Это были книги врагов, ведь так?
–Нет, я изучаю. Изучаю их, чтобы лучше с ними бороться, – решил себе Вильгельм и жил, не замечая и делая вид, что не замечает косых взглядов соучеников да подозрительности наставников.