Плям-плям, - раздельно проговорил звонок.
"Утри слюни, братец, - посоветовал Элефантов сам себе, направляясь к двери. - Опять тебя потянуло на высокие материи. Горбатого могила исправит!"
- Сразу нашла? - спросил он.
- Конечно. Ты же объяснил.
Переступив порог, Мария с интересом осмотрелась.
- Интерьерчик, конечно, своеобразный... - затараторил Элефантов. Ему было неудобно за обнаженную недвусмысленность обстановки, и он пытался затушевать это оживленной болтовней.
- ...как у вегетарианца Коли Калачова из дикого общежития имени монаха Бертольда Шварца...
Мария смотрела непонимающе.
- Ну, Ильф и Петров, - подбодрил он. - "Двенадцать стульев". Комната - пенал, и посередине - матрац. Помнишь?
- Я не читала, - покачала головой она.
Такую неосведомленность в любом другом человеке Элефантов расценил бы как признак крайней невежественности, но сейчас он подумал, что Мария молодец - не старается казаться умнее, чем есть.
- Много потеряла. Ничего, я тебе дам. Замечательный роман!
Собираясь сюда, Элефантов хотел купить бутылку шампанского, но в магазине была только водка и крепленое вино. Значит, подготовительный период отпадал, следовало сразу переходить к делу: всякая заминка усиливала неловкость.
- Наконец-то мы одни... - другим голосом произнес он, подойдя вплотную к Нежинской.
- Ты этого долго ждал? - тихо спросила Мария.
- Да, долго...
- Просто так тебе казалось...
Лицо Марии было совсем близко, глаза загадочно поблескивали. Губы у нее оказались мягкими и влажными.
Когда он начал ее раздевать, она, в свою очередь, стала расстегивать на нем рубашку, сняла и положила на стул галстук. Смелая женщина!
- Чему ты улыбаешься? - Элефантову показалось, что она почему-то смеется над ним.
- Я всегда улыбаюсь, - немного напряженным тоном ответила она.
Когда одежды упали, оказалось, что Нежинская худее, чем он предполагал. Выступающие ключицы, оттопыренные лопатки, торчащие кости таза - во всем этом было что-то болезненное. Когда она нагнулась, чтобы расшнуровать свои полуботинки, Элефантов с трудом заставил себя поцеловать узкую спину с отчетливо выделяющимися позвонками.
Нагота Марии не располагала к ласкам, и Элефантов поспешил быстрее закончить то, ради чего они сюда пришли.
В последнюю минуту Мария сказала:
- Иногда я думаю, что этого не следовало бы делать...
- Перестань, - приникнув к влажному рту, он подумал, что она тоже не удержалась от кокетства. От тахты почему-то пахло мышами.
Близость с Марией не доставила Элефантову удовольствия, и она, почувствовав его холодность, поспешила высвободиться.
- Все, я убегаю.
И тут же добавила:
- Это наша последняя такая встреча.
"Ну и хорошо", - подумал он. Теперь, когда все кончилось, он жалел, что вступил в связь с женщиной, к которой не испытывал никаких чувств. Сейчас он потерял к Марии всякий интерес, но допустить, чтобы она это поняла, было нельзя: некрасиво, неблагородна.
Поэтому он вслух произнес:
- Не надо так говорить.
И постарался, чтобы в голосе чувствовалась некоторая укоризна.
Когда она встала, он, вспомнив что-то, сказал:
- Посмотри в окошко.
Мария босиком подошла к окну. Ноги у нее были прямые, длинные, икры почти не выражены, узкие щиколотки и широкие пятки.
- Продают что-то?
- Присмотрись внимательней.
- Фу! Зачем ты это сделал?
- Я размышлял, как соотносится то, что происходит там, и то, что происходило здесь. И не пришел к определенному выводу. А ты что скажешь?
- Да ну тебя! - она действительно была раздосадована. - Испортил мне настроение!
Собрав свои вещи в охапку, Мария ушла на кухню одеваться.
Выходили они тоже раздельно, договорившись встретиться на остановке такси. Элефантов пришел туда первым и, ожидая Марию, размышлял о том, что произошло.
Все очень просто, как и говорил Орех. Неужели он во всем прав? И действительно, ни к чему сомнения, переживания, а вера в идеалы попросту глупость?
На другой стороне улицы показалась Мария. Немного угловатая, с сумкой через плечо, она шла как ни в чем не бывало.
Впрочем, а как она должна идти? Судя по уверенному поведению в постели, она не первый раз изменяет мужу. А так никогда не скажешь... Хотя некоторые сомнения появились уже во время знакомства... Но мало ли что может показаться. Предположения остаются предположениями. Возможно, это ее первое грехопадение... К тому же, по существу, вынужденное - под натиском домогательств очень напористого субъекта... Не исключено, что она сожалеет о случившемся...
"Опять? - одернул себя Элефантов. - Когда-нибудь ты покончишь с этим самоедством?"
Они отсутствовали на работе часа два: по официальной версии, получали на заводе "Прибор" результаты внедрения в производство последних исследований лаборатории. На самом деле все необходимые данные Элефантов получил накануне - работник он был быстрый и энергичный.
Жизнь шла своим чередом. Новые идеи проверялись расчетами, потом на ватмане появлялась блоксхема будущего прибора, затем рождалась принципиальная схема - десятки конденсаторов, резисторов, реле, катушек индуктивности, транзисторов, причудливо связанных сложной, как кровеносная система, сетью проводников. На следующем этапе в лаборатории пахло канифолью и расплавленным оловом - начинался монтаж модели, ее доводка и много других операций, которые завершались либо внедрением нового образца, либо закрытием темы как бесперспективной.
Сектор Элефантова обеспечивал теоретическую сторону разработок, а также проверку жизнеспособности идей, предлагаемых многочисленными изобретателями. Работы хватало, кроме того, Элефантов ухитрялся выкраивать время и медленно, но верно доводил бесконтактный энцефалограф.
Дни пролетали один за другим, нередко приходилось задерживаться по вечерам. В обеденный перерыв он с Нежинской ходил в институтскую столовую, иногда они вместе возвращались с работы. Мария держалась так, будто между ними ничего не было, и порой Элефантов сомневался в реальности того, что происходило несколько недель назад в нежилой, пахнущей пылью и мышами квартире на окраине города.
Как-то Орехов предложил поехать поужинать в только что открывшийся загородный ресторанчик "Сторожевая вышка". Элефантов пригласил Марию, и, к его удивлению, она отказалась. Совершенно неожиданно это его огорчило; хотя он и принял участие в поездке, но настроение было испорчено.