- Нет, - сказал Старик.
Мишуев был настолько уверен в логичности своих рассуждении, что даже поперхнулся от неожиданности.
- Почему нет? - растерянно переспросил он, превратившись на миг в не очень толкового стажера, понимающего свою несостоятельность в премудростях сыска.
- Так серьезные дела не делаются. Солидные блатные случайного знакомого в долю никогда не возьмут. И потом, какой он вор в законе? Жаргоном не владеет, обычаев не знает, авторитетов лагерных назвать не может, о распорядке дня в зоне - и то представления не имеет! Любой вор его за минуту раскусит!
- Во-первых, лагерей и зон у нас нет, а есть исправительно-трудовые учреждения, поэтому не нужно таким образом демонстрировать знание терминологии преступников. - Мишуев опять превратился в начальника отдела по раскрытию особо тяжких преступлений и досадовал на себя за минутную растерянность, проклиная гипнотизирующее влияние Старика. - Во-вторых, не следует перебивать начальника...
Он выдержал паузу, давая Старику возможность в полной мере ощутить, что роли давно и безвозвратно переменились.
- А в-третьих. Макогонов познакомился на отдыхе с какими-то людьми, вскоре принял участие в вооруженном ограблении, и этот факт перевешивает наши рассуждения о том, что серьезные преступники не взяли бы его в дело! Резонно?
В кабинете воцарилась тишина. Старик сказал дело, но его слова опровергались происшедшими событиями, всем присутствующим было ясно, что прав Мишуев.
- Вот так, - удовлетворенно проговорил подполковник и командным голосом подвел итог: - Кранкин и Гортуев завтра выезжают в Новый Афон устанавливать "авторитетных" друзей Макогонова, мы тут пойдем пока по линии оружия, проверим любителей изготавливать всякие стреляющие штучки... Ну а если у вас есть желание работать на заводе, - он сделал неопределенный жест в сторону Старика, - пожалуйста, я не возражаю.
Если Мишуев ждал возражений, то он накрепко забыл характер своего первого наставника: Старик промолчал.
Старик отрабатывал начатую линию три дня, вычеркивая одну за другой фамилии в своем списке. Наконец их осталось две, каждую он подчеркнул красной пастой, потом одну подчеркнул еще раз, а через некоторое время поставил рядом с ней восклицательный знак.
- Два человека представляют для нас интерес, - докладывал он Мишуеву на четвертый день. - Пузанов, судим за грабежи и разбойное нападение, отбыл семь лет, судимость скрывал...
- Что удивительного? - снисходительно улыбнулся начальник. - Это же не правительственная награда!
- ...часто выпивает, вспоминает старое, в день нападения был в отгуле. Второй - Толстошеев - слесарь пятого разряда, с металлом творит чудеса, рационализатор...
- За что же вы его в подозреваемые записали? - снова хмыкнул Мишуев, безразлично рассматривая крышку стола.
- Дома у него есть маленький токарный станок...
- Если бы автомат!
Старик докладывал в обычной манере - спокойно и невозмутимо, не обращая внимания на реплики подполковника, на его снисходительный тон и демонстративное отсутствие интереса.
- Пять лет назад Толстошеев работал инкассатором в госбанке, - монотонно продолжал он, и шутливо-снисходительное настроение Мишуева как ветром сдуло. - Летом Толстошеев отдыхал в Новом Афоне вместе с братом, тот дважды судим за мошенничество и подделку денег, провел в колонии почти двенадцать лет, злостный нарушитель режима, на свободе три года, ведет себя тихо, работал грузчиком в речпорту.
Мишуев слушал с явным нетерпением, от безразличия не осталось и следа.
- Вернувшись с моря, братья уволились, окружающим говорили, что собираются на Север, на прииски...
Мишуев потянулся к селектору.
- В настоящее время братья дома не живут, якобы поехали отдохнуть перед тяжкими трудами в холодных краях...
Подполковник опустил руку.
- На хозяйстве осталась жена Владимира, ведет замкнутый образ жизни, на улицу почти не выходит. Братьев несколько раз видели в городе, но домой они не показываются.
Мишуев опять потянулся к селектору.
- Здесь данные на братьев, - Старик положил на стол несколько схваченных скрепкой листков, и рука подполковника повисла над клавишами.
- Проводить у Толстошеевых обыск или какиенибудь другие активные действия в настоящее время нецелесообразно и даже вредно.
- Почему?
Мишуев отдернул руку, снова превратившись в неуверенного стажера, полностью полагающегося на своего наставника.
- Братья чрезвычайно хитры и подозрительны, дома у них, конечно, ничего компрометирующего нет, они держатся в стороне и выжидают, а если почувствуют, что на их след напали, скроются из города, и ищи ветра в поле!
Мы и розыск не сможем объявить - даже косвенных доказательств их причастности к нападению нет. Все, что находится здесь, - Старик постучал по исписанным мелким почерком листкам, - только основание для того, чтобы тщательно проверять эту версию.
Пожалуй, Старик допустил слишком нравоучительный тон, потому что Мишуев поморщился и пренебрежительно махнул рукой.
- Это все ясно даже ребенку. Но сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего мы не имеем права. Впрочем, я сам решу, как поступать.
- Целесообразно подождать возвращения ребят из Нового Афона, - не обращая внимания на происшедшую с начальником перемену, сказал Старик. Надо передать им фотографии Толстошеевых. Если удастся "привязать" братьев к Макогонову, это будет уже серьезной уликой.
- Понятно, понятно, - Мишуев, не слушая, перебирал листки, и Старик знал, что ему не терпится доложить результат руководству. Он даже представлял, как будет подан собранный им материал.
- Чем вы думаете заниматься? - не поднимая глаз, спросил подполковник.
- Отработаю Пузанова.
- Кого?
- Ранее судимого за разбой рабочего инструментального цеха.
- А-а-а... А чего его отрабатывать?
- На всякий случай. Вдруг и он отдыхал в Новом Афоне.
- Что?!
- Отпуск провел на море, где - я пока не знаю. Что делал в отгуле в день преступления - не знаю тоже. Поэтому буду все это проверять.