- А она откуда в курсе всех дел? Элефантов махнул рукой.
- Когда придет к вам, поймете. Уникальная женщина! Энергии вагон, уже весь город на ноги поставила!
- Скажи, что ко мне ходить не нужно. Дело передадут в прокуратуру тяжкие телесные повреждения, сопротивление работникам милиции, а потом в суд.
Раз Элефантов и без вызова оказался у меня, я решил его допросить, но сказать о своем намерении не успел: в кабинет влетела полная краснолицая женщина в черном траурном платье с ворохом бумаг в одной руке и клеенчатой хозяйственной сумкой в другой.
- Кого в суд? Петю моего?! - с негодованием закричала она и, отпихнув Элефантова в сторону, плюхнулась на стул передо мной.
- Да вы знаете, какой он больной? Он себя не помнит, не отвечает за себя, его психозы накрывают... Вот, вот, - она бросала неразборчиво исписанные листки с лиловыми печатями и прихлопывала сверху ладонью. Толстые, унизанные кольцами пальцы громыхали о стол, подтверждая весомость каждого документа.
- А вот от самого профессора Иваницкого, - победно громыхнула посетительница последний раз и снисходительно глянула на меня. - А вы говорите - под суд! - в голосе Петиной мамы слышались великодушные нотки, извиняющие человеческую глупость.
- Так что оставляйте себе справки, какие надо, кроме, конечно, профессорской, а Петьку отдайте, мы его с Серегой сейчас в психдиспансер отвезем, я уже договорилась.
Как у нее все просто получалось!
- Да вы не думайте, я через час заявление от Кольки привезу, что он претензий не имеет. Если надо еще чего - тоже привезу. Хотите, напишет сам на ножик напоролся?!
- Ничего он не напишет.
- Да ну! Как же иначе! Я ему уже апельсинов купила, - посетительница приподняла, как бы взвешивая, свою сумку. - Меду купила, курицу, орехов...
- Потерпевший сейчас на операционном столе, неизвестно, выживет ли...
- Ничего, завтра напишет. Я ему бульон понесу вместе с Серегой...
Элефантов незаметно выскользнул за дверь.
- Так где Петька? - деловито спросила она. - Смирительную надевали? Можете снять, мы с Серегой его управим, он меня слушается.
Я вызвал помощника дежурного и, с трудом прервав словоизвержение Петиной мамы, объяснил, что отпускать ее сына никто не собирается, интересующие вопросы она сможет выяснить у следователя, а сейчас я прошу ее покинуть кабинет.
Сержант взял ее под локоть и, преодолевая некоторое сопротивление, с вежливой настойчивостью вывел в коридор, а я, чуть не испепеленный ее прощальным взглядом, посочувствовал следователю, которому придется вести это дело.
Бесцеремонная посетительница выбила меня из колеи и спугнула Элефантова, который, видимо, хорошо знал, чего можно ожидать от матери бывшего соученика.
Я сидел перед чистым лицом бумаги, собираясь с мыслями, когда в кабинет зашел председатель домкома по Каменногорскому, 22, Бабков, такой же величавый, как и в прошлый раз.
- Только что повестку принесли, - сообщил он, усаживаясь. - Да я и сам собирался. Вы меня позавчера позвали чердак смотреть, а зря... Вот!
Он вытащил из портфеля и бухнул на стол тяжелый газетный сверток, в котором оказался ржавый амбарный замок.
- В углу лежал, а вы не заметили! Как он туда попал, где раньше висел - вопросов встает много...
- Егор Петрович, а вы могли бы узнать того человека?
- Который на чердак лазил? Конечно! Только покажите, сразу скажу!
Я пригласил понятых и положил перед Бабковым лист с десятком фотографий.
- Не этот, не этот, не этот...
Палец миновал фото Спиридонова, не остановился и на снимке Элефантова.
- Вот он!
- Точно?
- Абсолютно, так и запишите: твердо опознал на девятой фотографии, ну и так далее.
Бабков "опознал" подставную фотографию, на которой изображен человек, заведомо не имеющий отношения к делу.
- Ошибки не будет?
- Никогда! У меня память острая! Я составил протокол, Бабков с достоинством расписался.
- Я так понимаю, что если у вас его фотография имеется, то, значит, узнали, кто такой, - он был явно доволен своей проницательностью. - Неплохо, неплохо...
Егор Петрович настолько размяк, что мне удалось убедить его забрать замок. Ушел Бабков в полной уверенности, что оказал следствию неоценимую услугу.
На следующий день я допрашивал мордатого автомобилевладельца Петра Гасило. Он, как и в прошлый раз, ничего не знал и не помнил, но я придумал, как освежить его память.
- На каком-этаже вы живете?
- На втором, - вопрос его явно удивил.
- Вокруг есть высокие дома?
- Напротив пятиэтажка... - удивление возрастало.
- Вы занавешиваете окна?
Гасило стал нервно теребить замок своей замшевой куртки.
- Когда как... А почему... Почему вы об этом спрашиваете?
- Да так. Советую задергивать шторы перед тем, как включаете свет. И поплотнее.
Гасило бросило в жар.
- Вы думаете, и в меня могут...
- Не исключено. На всякий случай примите меры предосторожности и не выходите на балкон.
- Какие это меры! - Гасило подскочил на стуле. - Он может меня у подъезда, в машине, да где угодно! Не я, а вы обязаны принять меры!
- Для этого мы должны знать как можно больше. А вы не хотите говорить откровенно. И тем самым, возможно, подвергаете свою жизнь опасности.
- Еще не хватало! И правда, Машка... То есть Мария Викторовна сказала: "От него всего можно ожидать". Действительно, стрельнет в меня, чего доброго... Вот ввязался в историю!
Гасило обхватил голову руками. Он был готов. И я предложил ему по порядку, подробно рассказать о событиях того вечера. Страх оказался прекрасным стимулятором памяти: он заговорил охотно, с жаром и жестикуляцией.
- С Машкой меня кент познакомил, Толян, она с ним в институте работает. Было у них что или нет - не знаю, он говорит: помоги, баба деловая, внакладе не останешься. Ну, помог, не жалко, взяла стенку, потом звонит: на чашку кофе... Ну, ясное дело. Пришел, кофе, коньяк, то да се, короче, остаюсь ночевать, она уже постель стелит, вдруг - дзинь! Я сразу думаю: кто-то камень в стекло пустил! А она за бок - хвать, согнулась, смотрю кровь!
Гасило испуганно выкатил глаза, заново переживая страшную картину.