42
Ernst Cassirer, An essay on man (New Haven, Conn., 1944), стр. 16.
(обратно)43
Это положение рассматривается в главе 6.
(обратно)44
The age of anxiety (New York, 1947), стр. 8.
(обратно)45
Cassirer, op. cit., стр. 16.
(обратно)46
The Protestant era (Chicago, 1948), стр. 246.
(обратно)47
Cassirer, стр. 16.
(обратно)48
Определение эмоций, данное Спинозой, предвосхищает теорию Джеймса-Ланге: «Под эмоцией я понимаю телесные изменения, которые увеличивают или уменьшают, высвобождают или ограничивают силу действия тела, и одновременно — идеи, сопровождающие такие изменения». Происхождение и природа эмоций, «Этика».
(обратно)49
Б. Спиноза, «Этика». Как упоминалось в главе 1, для Спинозы «свобода от страха» имела политический аспект.
(обратно)50
Б. Спиноза, «Этика». Происхождение и природа эмоций.
(обратно)51
Это утверждение Спинозы помогает нам увидеть, как сильно историческая ситуация, в которой живет человек, оказывает влияние на его страхи и тревогу. Можно было бы сказать, что жизнь, лишенная страха, в двадцатом веке — в эпоху атомной бомбы, тоталитарных режимов и болезненных социальных перемен — это свидетельство слабости ума или, точнее, интеллектуальной нечуткости, атрофии разума.
(обратно)52
Б. Спиноза, «Этика». Сила эмоций.
(обратно)53
Б. Спиноза, «Этика». Сила интеллекта.
(обратно)54
Ср. Kurt Riezler, The social psychology of fear, Amer. J. Sociol., май 1944, стр. 489. Примером такого конфликта, стоящего за тревогой, может служить описанный мною «разрыв между ожиданием и реальностью», который является причиной невротической тревоги в некоторых случаях, описанных во второй части книги.
(обратно)55
Следует, однако, помнить, что культура семнадцатого века, когда жил Спиноза, отличалась от культуры девятнадцатого-двадцатого веков, и, что еще важнее, вера в разум Спинозы отличалась от выродившегося рационализма девятнадцатого века. Именно в девятнадцатом веке рационализм сопровождался отрицанием и вытеснением эмоций. Поскольку Спиноза интересен для нас как выразитель своей эпохи с ее верой в разум, тут следует добавить, что он отнюдь не был чистым рационалистом в современном смысле этого слова. Поскольку Спинозу интересовала также этика и мистическое, его идеи обретали более широкий и многомерный контекст, чего был лишен позднейший рационализм с его более ограниченным сознанием. Так, например, если проследить до конца за ходом рассуждений философа о преодолении страха (или тревоги), мы увидим, что каждый разрушительный аффект преодолевается с помощью более сильного конструктивного аффекта. Спиноза, любопытным образом смешивая мистику и рационализм, наивысшим конструктивным аффектом называет «интеллектуальную любовь Бога». Иными словами, преодолеть страх (и тревогу) можно лишь в том случае, если человек в конечном итоге опирается на религиозную установку, касающуюся всей его жизни в целом. Следует также упомянуть, что широта представлений Спинозы позволяла ему избежать дуализма души и тела, свойственного другим философам того времени.
(обратно)56
Pascal’s pensйes, ed. and trans. G. B. Rawlings (Mt. Vernon, N.Y., 1946) стр. 36, 7.
(обратно)57
Pascal’s thoughts, trans. Edward Craig (New York, 1825), стр. 110.
(обратно)58
Pascal’s pensйes, op. cit., стр. 35.
(обратно)59
Здесь — в связи с сетованиями Паскаля — следует заметить, что в те времена эмоции рассматривались как нечто недоступное разуму. Лишь три века спустя благодаря трудам Фрейда эмоции в какой-то мере были включены в сферу разумного.
(обратно)60
Rawlings, op. cit., стр. 38.
(обратно)61
Craig, op. cit., стр. 84.
(обратно)62
Вопрос о том, почему Паскаль так разительно отличался от своих современников и почему его намного сильнее волновали проблемы внутренней дисгармонии и тревоги человека, увел бы нас в сторону. Можно лишь бегло упомянуть о мнении Кассирера, который считал, что представления Паскаля о человеке соответствуют средневековой культуре и что, несмотря на свой научный гений, Паскаль так и не усвоил новый взгляд на человеческую природу, возникший в эпоху Ренессанса.
(обратно)