От следовавшей позади Милицы донесся шепот:
— Ты как-нибудь замешан в этом?
В чем «этом» пояснять не требовалось.
— Нет.
Андрей не успел ни спросить, откуда взялось такое подозрение, ни поинтересоваться ответно.
— А твои родственники?
— Нет, и не могли, — отрезал он. Вопрос заставил мысли взбурлить. — Почему ты спрашиваешь?
Видно, что причина есть, и она не дает Милице покоя.
Тихо донеслось:
— Я виновата перед тобой.
Андрей вздрогнул, ноги запнулись о ступеньку. Ткнувшаяся в его спину Милица ощутила это и возмущенно прошипела:
— К случившемуся я непричастна, как тебе такое в голову пришло?!
— Ты отказалась от сканирования…
— Глупости. Я скрывала тайну, она касалась другого человека. Позже сканирование провели, но выборочное. Будь я замешана, это бы обнаружилось. И меня бы не послали с тобой.
— Твой довод работает и в обратную сторону — меня послали с тобой, так почему же ты подумала на меня?
— Из-за твоих родителей. В прошлом году из-за них в экономическом блоке случились проблемы, я узнала это из разговора Раисы Прохоровны, когда случайно оказалась рядом. Мне показалось, что если у проблем были последствия, каким-то образом это могло привести к нынешней трагедии.
— Чушь несусветная. Мои родители — художники, кроме искусства и друг друга их ничто не интересует.
— Я слышала про них. Родоначальники нового направления в искусстве. Одна часть духовников считает их непревзойденными гениями, другая — затесавшимися в благородное семейство самозванцами и шарлатанами.
— А ты к чему склоняешься?
Медленно поднимавшийся по ступенькам Андрей почувствовал, как участился пульс. Отношение Милицы к его родителям почему-то показалось важным. Как ни странно, но он уже смотрел на свою напарницу как на близкого человека.
— Я не искусствовед, а как простому зрителю мне нравится, что они делают, — сообщила Милица, и у Андрея отлегло от сердца. — Их сравнивали с Малевичем. После «Черного квадрата» и «Черной точки» он привел живопись к логическому концу— выставил «Белое на белом». Но дальше Малевич уперся в стену, а твои родители с каждым разом берут все новые и новые высоты.
— Спасибо. Я не сторонник «неожиданного искусства», но меня радует, когда у них получается вновь удивить планету. — После приятного требовалось разъяснить, наконец, неприятное. — Ты призналась, что виновата. В чем?
— Я рассказала чрезвычайщикам о неладах твоих родителей с экономистами. Я поступила как требовал долг, но теперь мне стыдно перед тобой. Мне сразу показалось, что твои родители не замешаны в чем-то серьезном, а я все равно рассказала.
— Ты все сделала правильно.
— Спасибо. — После небольшой паузы Милица добавила — Мне важно было это услышать.
Андрей почувствовал, как в груди потеплело.
Разговор на время отвлек мысли, это помогло добраться до верхнего этажа без того, чтобы сердца остановились от напряжения.
А теперь они все же остановились. В книгах про такие моменты пишут: «В жилах застыла кровь». На самом деле она стала вязкой и будто бы обрела собственное мнение, разновекторное и, в любом случае, несогласное с остальным организмом. Время тоже загустело, а воздух пропитался страхом. Единственное желание — бежать без оглядки. Единственная мысль, бившаяся изнутри об опустевший череп, — провалиться сквозь землю, желательно — в иное измерение или другое, более приятное для ночных прогулок, время. Единственное чувство— беспросветный безоглядный страх.
Андрей сделал последний шаг и рванул на себя входную дверь этажа.
На себя — потому что во времена своей работы здесь она открывалась именно наружу.
Она не открылась.
Андрей нажал на ручку и толкнул дверь от себя. Подергал ее.
Эффект тот же.
Заперто.
В новые времена такое бывает, если внутри небезопасно. Иногда, все реже и реже, встречаются личные мотивы, когда находящийся внутри человек хочет покоя. Но в таких случаях чаще оставляют сообщения для желающих войти, запираются по старинке в основном те, кому за сотню.
На вид дверь оставалась прежней, ничего не изменилось. Здания, построенного в середине двадцать первого века, не коснулись новые веяния с раздвигающимися створками или расползающимися сегментами. Меняя быт людей с привычного на фантастический, на работе Зайцев оставался традиционалистом. Лаборатории — последнее место, которое затронули бы нововведения.
И все же…
На мысленный приказ дверь тоже не отреагировала. Нет так нет, а попробовать стоило.