$
Разбудила меня одна из баб, что в этом доме прислуживали.
- Вставайте, барин, негоже на закате спать. Голова может разболеться, – тихо тарыхала она меня за плечо. – Да и Иван Степаныч ждать ох как не любит.
-Тебя как зовут? - спросил я, позёвывая, оглядываясь и не видя своего камуфляжа на сундуке.
Правда кошелёк, ключи и прочая мелочь из карманов по крышке сундука разложены аккуратно.
- Лукерьей крестили, барин. – Улыбается ласково, скрестив руки под грудью.
- Луша, значит. И кто ты тут, Луша, будешь?
- Дворовая я тут, у Иван Степаныча. Постелицей буду.
Вот так вот. Не понять мне, то ли прислуга это такая, то ли наложницей она у Тарабрина служит.
- А где, Луша, моя одежда? – ну, не ходить же мне тут в одних трусах.
- Одеяния ваши, барин, мы постирали, пока вы почивали. Сохнут во дворе. А вам пока принесли поносить на замен порты и рубаху. Всё новое и чистое, не сумлевайтесь. У нас с этим строго.
И показала на трехногий табурет, на котором новая одежда была свернута и сложена в стопку.
- Тогда выйди, я одеваться буду.
- А помочь вам одеться? – и смотрит мне в глаза предано.
- Сам справлюсь, – ответил, сдерживая неожиданное раздражение. - Иди уже.
Ушла, взбрыкивая задом, как недовольная кошка. Ну, да… лет на двадцать она меня моложе… может и ждала чего? Перетопчется.
Прислал мне хозяин шорты чуть ниже колена со шнуровкой понизу штанин из толстого грубого полотна, серые в полосочку. Рубаху-косоворотку из тонкой синей материи и сандалии на завязках, вроде как на босую ногу. Поясок черный из витого шнура, кажись шелкового, с кистями на концах. У нас такими шнурками гардины подвязывают.
Не успел одеться, как Луша тут как тут с подносом, на котором стакан с квасом шипит.
- Вот, отведайте, барин, со сна, пока там самовар растапливают. И это… Иван Степанович просит вас на гульбище выйтить. Чайку испить.
Тарабрин уже ждал меня в тени открытой веранды за столом, украшенным полуведерным самоваром, начищенным до золотого блеска, и увенчанным фарфоровым заварочником. Медали на самоваре говорили о его благородном происхождении из дореволюционной Тулы.
- С добрым сном тебя, Митрий, - приветствовал меня хозяин. – Вижу сам, что хорошо почивал. Садись. Пополдничаем. Девчата плюшек напекли. Медком побалуемся со своей пасеки.
В сей раз на стол был выставлен китайский фарфоровый сервиз расписанный драконами. Да не деколь голимый, а ручная роспись. И ложечки из серебра. Чайная жестянка родом оказалась из Англии. Зеленый чай с цветами жасмина от фирмы ««Твайнингс»». Правда, жестянка незнакомой мне формы и размера, о чём не преминул я заметить.
- Это потому что она из девятнадцатого века, – просветил меня Тарабрин. - Из викторианской эпохи, когда еще не научились подделывать продукт под массовый спрос. И сервиз оттуда же. В одной лавке куплено. Я туда редко хожу. Запас гиней [Г И Н Е Я - английская золотая монета стоимостью в 21 шиллинг (в фунте стерлингов – соверене, было 20 шиллингов). Первоначально чеканилась из золота, доставленного на остров из африканской Гвинеи, откуда и название] у меня небольшой остался. А торговли для пополнения местной валюты у нас с Англией нет.
Тут и пирожки с расстегаями ««девочки»» принесли. Пожелали приятного аппетита и исчезли с глаз.
Пирожки с паслёном, расстегаи с рыбой. Как распробовал – с осетриной.
- Паслён откуда? – прямо вечер откровений для меня. – Вкус детства. Бабаня такие пекла. Называла: пироги с бзникой.
Тарабрин усмехнулся.
- Откуда и всегда. С бахчи. Сам по себе он заводится меж арбузов. В этом году урожай этой ягоды у нас небольшой. Слишком много вредителей набежало.
- Какие такие вредители у паслёна? – удивился я натурально.
- Волки, – ответил хозяин. - Только не у паслёна, а у арбуза. Пока до спелого арбуза этот зверь доберется, штук двадцать покусает, попортит, злодей. Зато шкур набили наши деды бахчевные знатно. Хвалились, что каждому на доху хватит. Зимы у нас все-таки не египетские, нормальные. Со снегом и морозцем. Хотя летняя шкура похуже зимней будет.
- А осетрина? – спросил я и тут же поправился. - Хотя чего гадать: река же рядом. И икру сами солите?
- Солим. Паюсную только. Секрета засолки зернистой икры не имеем. Такой секрет и при царе хранили, а в СССР даже считается государственной тайной. Да и не осетрина это вовсе, а белужина. Ее мясо грубее будет. Вчера кусок в оброк принесли из станицы Сенной. Саму рыбу, небось, всю по станице поделили, чтоб не стухла. Тут такие белуги попадаются: на двух сцепленных телегах везут, а хвост всё ещё по земле волочится, - похвастал хозяин. – Так что на полдник у нас расстегаи, а на ужин уха будет в печи томлёная. Ну и икорки нашей попробуешь.